Читать книгу "Плащаница из Овьедо - Дэвид Ричардс"

Но Джеймс продолжал сидеть в исповедальне.

Это его душу нужно было избавить от камня.

Был ли монсеньор прав, когда говорил, что сатана использует слабых, чтобы увести сильных с праведного пути? Он никогда не считал себя слабым, но что он мог поделать со своими чувствами? Не было и минуты, когда бы он не думал о Ханне и постигших ее неприятностях. Не изменял ли он таким образом своему призванию? Не попал ли он прямиком в сети к дьяволу из-за своего безрассудства?

С другой стороны, что бы там монсеньор ни вбил себе в голову, а Ханна не была молодой неврастеничкой, желающей привлечь к себе внимание. Она действительно боялась. И кто-то должен был помочь ей выбраться из того ужасного положения, в котором она оказалась.

В его голове гремели слова монсеньора: «Ты священник, Джеймс, а не детектив!»

Но в этом-то и дело. Джеймс всегда хотел быть священником. Даже сейчас хочет. Но быть хорошим священником, который относится к другим с состраданием, не пасует перед трудностями и всегда принимает вызов, брошенный ему судьбой. А может, проблема в том, что он слишком много думал в последнее время? Или недостаточно молился? Чтобы решить ожесточенный спор внутри себя, он решил полагаться на свой разум, вместо того чтобы обратиться к тому единственному, кто мог действительно ему помочь. Во Вселенной не существовало проблемы настолько серьезной, с которой бы Он не справился. Отцу Джимми оставалось только уповать на Его мудрость, которая прольет свет на все происходящее.

Подумав об этом, молодой священник почувствовал, что сердце его стало биться ровнее, а в душе словно разлилась какая-то умиротворенность. Так он и сидел в исповедальне, закрыв глаза и ритмично дыша, стараясь почувствовать присутствие Бога рядом с собой. Монсеньор Галахер поступил правильно, указав молодому преемнику, где его место.

Отец Джимми еще раз приоткрыл шторку и посмотрел в зарешеченное окошко, чтобы убедиться, что в последнюю минуту в соседнюю кабинку не вбежит припозднившийся грешник. Затем, готовый уже уходить, он повернул ручку двери исповедальни. Но дверь заклинило. Он покрутил еще несколько раз ручку, но опять безуспешно. Как ни странно, но дверь отказывалась открываться. Отец Джимми нагнулся и попытался осмотреть замок в тусклом свете.

Только он это сделал, как с другой стороны раздался грохот. Никогда раньше отец Джимми не слышал в церкви подобного звука. Это было бряцание металла, сопровождаемое звуком, похожим на звон монет и идущим из пустоты. Джеймс так быстро выпрямился, что ударился затылком о заднюю стенку исповедальни. Что могло издать такой звук? Затем его мысли прервал другой звук — кто-то бежал по центральному проходу между рядами.

— Эй! Здесь кто-нибудь есть?

Церковная дверь тяжело захлопнулась.

— Что вам нужно?

Тут Джеймс почувствовал запах, который раздражал его ноздри, но который не был неприятным, пока он не осознал, что это было. Из-под дверной щели в исповедальню стали проникать завитки дыма. Сквозь решетку оконца священнику были видны желтоватые вспышки. С ужасом он понял, что тяжелые шторки по обе стороны исповедальни были объяты пламенем. Оставалось немного времени, прежде чем огонь доберется до деревянной перегородки и стенок.

Отчаявшись, отец Джимми стал дергать дверную ручку, зная теперь наверняка, что снаружи ее что-то крепко удерживало и не давало ему выйти из кабинки, которая была чуть больше его. Он попытался выбить дверь плечом, но места было слишком мало, чтобы развить достаточную силу удара. Изначально эта крепкая исповедальня должна была выдерживать натиск и посильнее.

Зарешеченное окошко оставалось его последней надеждой на спасение.

Прислонившись спиной к стенке, священник поднял ноги и ударил каблуками в решетку; он бил сильно, пока дерево не начало раскалываться. Когда отверстие стало достаточно большим, он пролез сквозь него, порвав при этом сутану и глубоко поранив левую руку. С обеих сторон от него жадно полыхало пламя.

Джеймс упал на пол и с трудом выполз из исповедальни — как раз в тот момент, когда огонь ударил в деревянную конструкцию. Только сейчас отец Джимми увидел истинную причину пожара. Стол со свечами, зажженными верующими, опрокинулся, и десятки маленьких огоньков полетели на края штор исповедальни.

Опрокинулся? Или кто-то его опрокинул? Ему вспомнились торопливые шаги и громкий звук захлопнувшейся двери.

Повинуясь инстинкту, он побежал к парадному входу и врезался в двери, которые тоже были заперты. Джеймс отодвинул нужные засовы и задвижки и широко распахнул обе створки.

Прямо перед ним, под сандриком[24], стоял испуганный монсеньор.

— Боже правый, Джеймс! Что здесь случилось? Кто запер двери?

Ни слова не говоря, Джеймс потянулся к пожарной сигнализации и дернул ее. От последовавшего затем воя у него заложило уши.

Глава 39

Проснувшись на следующее утро, Ханна бросила взгляд на часы V ее кровати и удивилась, увидев, что уже было полдевятого. Она не помнила, чтобы вставала этой ночью, но крепкий ночной сон па этой стадии беременности был вещью неслыханной. Ханна стала подозревать, что ей что-то подсыпали в еду вчера за ужином.

Она не чувствовала себя вялой, только двигаться было тяжело, словно она упала в бочку с медом. Вряд ли они сделали бы что-то такое, что могло навредить ребенку. Нет, пока она носит его к себе, ей не грозит опасность. Но что с ней случится потом?

Ханна лежала в кровати и ждала, когда на лестнице зашуршат мягкие шаги, возвещающие о прибытии завтрака. Что-то Джолин запаздывает. Скорее всего, это будет Джудит, которая таким образом развлекала себя. Когда ее глаза окончательно привыкли к царящему в комнате полумраку, она потянулась и села на кровати.

Поднос с завтраком был уже на комоде. Кто-то принес его сюда, поставил на комод и ушел, когда она еще спала. Ханна встала с кровати и стала изучать завтрак. Серебряная крышка накрывала омлет и два тоста из хлеба из непросеянной муки. Тосты с квадратными кусочками сливочного масла и каплями густого клубничного варенья по краям уже успели остыть. А вот фарфоровый чайничек еще хранил тепло, и Ханна, наливая себе чашечку чая, радостно улыбнулась, увидев, как от янтарного напитка потянулись струйки пара.

Поднос принесли в комнату около пятнадцати-двадцати минут назад, что было странно, ведь она просыпалась от малейшего шороха. Чай показался ей более горьким, чем обычно, поэтому девушка бросила в него две ложечки сахара и начала размешивать, но потом остановилась. Ханне не хотелось думать, что у нее паранойя, но аромату чая был необычным. Либо они поменяли для нее марку, либо…