Читать книгу "Мы пришли с миром... - Виталий Забирко"

— С ними иначе нельзя. — Алена зарделась от удовольствия, и я понял, что сейчас ей редко отпускают комплименты. — Идем, перекурим, как в молодости? Минут десять у меня найдется, пока мои охламоны лабораторными работами заняты.

— Я давно бросил.

— А я все никак. — Она достала из кармана пачку сигарет. — Идем на крыльцо, здесь нельзя.

Мы вышли на крыльцо, Алена закурила и жадно затянулась. Пальцы у нее дрожали, и я понял, что семейная жизнь у Алены так и не сложилась. «А ведь в молодости у нас что-то было», — вспомнил я. Для меня это был эпизод, а для нее, похоже, иначе.

— Так какими судьбами к нам? — натянуто повторила она и стрельнула в меня глазами сквозь толстые линзы очков. Взгляд получился ищущий, по-женски жалобный. — Чего это мои студентки вертелись вокруг тебя?

— Подшутил над ними, — признался я. — Сказал, что представляю солидную фирму, которой нужны специалисты-химики. Заключаю выгодные контракты со студентами.

Мы посмеялись.

— А что делаешь здесь на самом деле?

— Разыскиваю вашего стеклодува.

— По делу? — Алена посмотрела на меня поверх очков. — Или хочешь заказать самогонный аппарат?

— А что, заказывают? — удивился я. — Сахар сейчас дороже водки.

— Тоже мне химик! — фыркнула Алена. — Самогон можно гнать даже из табуреток.

— Какой из меня химик? Три неполных курса. Нет, я по другому поводу. По личному.

— Ты что, друг Андрюшки?

— Друг, не друг... — Я передернул плечами. — Приятель.

— Так ты ничего не знаешь?

— А что? Что-то случилось?

Алена погасила сигарету, бросила окурок в урну.

— Сын у него умирает, — глухо сказала она, не глядя на меня.

— Что?! — оторопел я.

— Пятнадцать лет... Рак... — Алена исподтишка бросила на меня взгляд и тут же отвела его. — Четыре года назад жена умерла, теперь сын. Наследственность...

Я тупо покивал.

— Пойду, а то мои охламоны лабораторию разгромят, — сказала Алена, но не двинулась с места.

Я снова покивал.

— Слушай... — Она тронула меня за рукав. — Понимаю, что не к месту, но... У нас в этом году двадцать лет окончания института. Отмечаем в конце мая, на День химика. Ты приходи, а?

— Я же с вами не заканчивал... — отстраненно сказал я.

— А ты все равно приходи. Учились-то вместе.

— Постараюсь, — уклончиво, чтобы не обижать бывшую сокурсницу, пообещал я.

— Не забывай нас. — Алена открыла дверь. — Пока.

— Пока…

Оставшись один, я тяжело вздохнул и зябко повел плечами. Кто бы мог подумать, что у Андрея такое? Мы с Мироном были уверены, что у него жена мегера, поэтому он ничего не рассказывает о семье. А выходит... Теперь понятно, почему Андрею было наплевать, кто заказывает стеклянные глаза и платит за работу. В его положении и дьяволу душу продашь.

Смеркалось. С сосулек на бетонном козырьке над крыльцом капала талая вода, небо вновь заволокли тучи, было сыро, холодно и мерзко, как и у меня на душе. Что же это такое происходит? Как кто соприкоснется с объектом, так на его голову обрушиваются семь несчастий...

Между корпусами университета никого не было, в окнах начал зажигаться свет, двор постепенно заволакивало промозглым туманом. По такой погоде только вешаться.

Я спустился с крыльца, прошагал к стеклодувной мастерской и, презрев вероятность, что меня могут увидеть из окон, стремительно прошел сквозь дверь, даже не озаботившись, что могу расшибить лоб. Чему-то, кажется, научился.

Но не всему, так как вместо стеклодувной мастерской оказался в больничном коридоре. И уже не удивился. Выходит, мои перемещения в пространстве зависят не только от объекта, но и от того, о чем думаю. А мысли мои были об Андрее.

С серым безжизненным лицом и пустым взглядом он сидел на топчане у входа в палату, натруженные руки со следами ожогов безвольно покоились на коленях. По коридору сновали медсестры и монахини, но Андрей никого не замечал.

«Откуда здесь монахини?» — удивился я, но затем, заметив священника, понял, что попал в хоспис при Святогорском монастыре, где содержались безнадежно больные. Первым побуждением было тихонько развернуться и уйти, но потом я устыдился. Что же это с нами делается — как у кого-то радостное событие, так все тут как тут, готовые праздновать, а как горе — никого рядом нет?

Я подошел к Андрею, присел на топчан, пожал ему руку. Слов у меня не было.

Андрей посмотрел на меня потухшими глазами.

— Спасибо.

Голос прозвучал глухо и безжизненно.

— Могу чем-то помочь? — осторожно спросил я.

— Уже ничем, — все так же безжизненно отозвался Андрей. — Осталось день-два... — Голос у него пресекся.

Мимо степенно прошествовал священник, посмотрел на нас, приостановился, затем развернулся и подошел.

— Крепитесь, сын мой, — тихо проговорил он и положил ладонь на плечо Андрея.

— Я не верую в Бога, — безразличным голосом сказал Андрей и вежливо снял руку священника со своего плеча.

— Бог посылает вам испытание...

— Бог? — переспросил Андрей ровным голосом. — Мне? Тогда при чем тут мой сын? Почему должна страдать его безвинная душа? Где же Божье милосердие?

— Это испытание для всех нас, — поправился священник.

— Испытание? — продолжал Андрей бесцветным голосом. — Какое же это испытание, когда моя жена умирала в таких муках, которые иначе как пытками назвать нельзя? Если Бог забирает жизнь человека с адскими муками, то какой же он всемилостивый? А если это дьявольские козни, то какой же Бог всемогущий, если позволяет такое? А если Божье испытание и дьявольские пытки — одно и то же, тогда Бог и дьявол — одно лицо. А это равносильно тому, что ни Бога, ни дьявола вообще нет.

Священник покачал головой.

— Ты в горе, сын мой, и твои уста не ведают, что говорят. Прости тебя, Боже!

Он осенил Андрея крестным знамением и пошел своей дорогой.

Андрей повернулся ко мне и попросил:

— Окажи услугу... — Голос у него по-прежнему был ровным и бесстрастным, будто и не дискутировал он только что со священником. — Я тут задолжал врачам за обезболивающее... — Он достал большой ключ и протянул мне. — Сходи в мастерскую, может, там доллары появились, принеси.

Андрей посмотрел потерянным взглядом вдоль коридора.

— Сейчас что — день, ночь?

— Вечер.

— Тогда не забудь зайти в сторожку за стеклодувной и предупреди Егорыча, что от меня. А то он может пса спустить. Пес у него злой...