Читать книгу "Последние герои империи - Владимир Шигин"

— Мне больно видеть, как с каждым днем гибнет славная Минная бригада. Что-либо в создавшейся ситуации я изменить бессилен. Посему прошу отставки от занимаемой должности. Готов служить в любом месте, где будут востребованы мои знания и опыт! — заявил Трубецкой, прибыв на прием к новому командующему флотом контр-адмиралу Лукину.

— Что делать, Владимир Владимирович, сейчас всюду хаос и произвол! — развел тот руками. — Впрочем, одна свободная вакансия у меня имеется. Неожиданно тяжело заболел начальник отдельной морской дивизии Фабрицкий. В дивизии пока вполне спокойно. Если не возражаете, я готов ходатайствовать о вашем назначении на эту должность.

На мгновение Трубецкой задумался — на сухопутье он еще не воевал. Впрочем, выбора никакого не было.

— Я готов! — ответил Трубецкой комфлоту.

Биограф князя Трубецкого пишет о причинах перевода Трубецкого на, казалось бы, сугубо береговую, а потому совершенно чуждую ему должность, следующее: «Наступает 1917 год и с ним революция. Флот больше не воюет — он занимается политикой и ему не нужны больше славные боевые адмиралы. Мало того, чем славнее адмирал, тем большая опасность угрожает его жизни от руки своих же изменников. И, спасая жизнь князя, которая — он верил — еще может пригодиться России, адмирал Колчак назначает его начальником Балтийской морской дивизии и отправляет на Дунай. Впрочем, Севастополь Трубецкой уже покинул после отъезда Колчака».

Итак, сдав бригаду капитану 1-го ранга Нимитцу, Трубецкой отправляется на Румынский фронт, где становится начальником Отдельной Морской дивизии. Дивизию он принял у своего старшего товарища по Балтийскому флоту контр-адмирала Фабрицкого. Оставаясь бойцом до конца, он лишь поменял ходовой мостик корабля на коня.

Еще в ноябре 1915 года для охраны побережья Балтики из мобилизованных матросов была сформирована отдельная Балтийская морская бригада.

В октябре 1916 года она была переброшена в Николаев, где была развернута в Отдельную Балтийскую Морскую дивизию, и отправлена на Румынский фронт. Там дивизия занимала позиции по Дунайским рукавам от Черного моря до Тульчи. Помимо собственно четырех полков дивизии в состав се боевого участка входили еще береговые батареи с орудиями, снятыми с судов, несколько плавучих батарей, две канонерские лодки, четыре миноносца, около 90 буксирных пароходов и несколько сотен барж. Так что хозяйство досталось Трубецкому достаточно беспокойное.

Февральский переворот поначалу не особо отразился на дивизии, как на других частях флота. Все ограничилось лишь несколькими бескровными столкновениями между офицерами и матросами, спровоцированными заезжими личностями. Составлявшие основу дивизии матросы-резервисты не слишком верили в агитацию и желали, чтобы все осталось так, как было раньше.

Принявшему под начало дивизию Трубецкому особо подавилось, что полки дивизии вместо знамен имели обычные корабельные Андреевские флаги. С матросами, многие из которых были участниками японской войны, он быстро нашел общий язык. Но проблем хватало, так как и матросов, и офицеров и у комдива опыта боевых действий на сухопутье не было почти никакого. Слава богу, что дивизия активных боевых действий не вела, а находилась в позиционной обороне. Все ограничивалось лишь редкими перестрелками с болгарами. Да 2-й Морской полк храброго полковника Жебрака сделал несколько удачных налетов на расположение болгар, а также лихой набег на Тульчу.

Штаб Трубецкого располагается в Измаиле. Впрочем, князь, оставаясь верным себе, в штабе не засиживается и большую часть времени предпочитает находиться на передовой. Однако Румынский фронт с каждым месяцем все больше разваливался. Что касается Трубецкого, то в этой безнадежной ситуации он по-прежнему деятелен. Он из последних сил пытается опереться в почти безнадежной ситуации на преданных ему морских офицеров и георгиевских кавалеров.

Из записок современника: «Князь (Трубецкой. — В.Ш.) меняет мостик на коня. Верхом объезжает и инспектирует свои полки, расположенные в устье Дуная. Организует георгиевских кавалеров, старается вдохнуть в солдат свой неукротимый дух, свою волю к победе. Все тщетно. Рушится вековая слава России…»

Из воспоминаний офицера Морской дивизии подполковника С. Колдобского: «Февральский переворот не так резко отразился на дивизии, как это было в других частях, за исключением разве только небольших отдельных недоразумений между офицерами и солдатами, вследствие провокационных выходок матросов Дунайской военной флотилии. Большевистский переворот застал дивизию почти боеспособной. В это время 1-й Морской полк стоял в Сулине, где следуя примеру других полков, солдаты отказались занимать позиции и были сменены румынами. Полк на транспортах прибыл в Измаил, где он стоял и ранее, занимая все лето позиции у Тульчи. 2-й, 3-й и 4-й Морские полки оставили свои позиции сейчас же, как только стало известно, что власть перешла в руки советов, и тоже прибыли в г. Измаил, откуда в скором времени стали разъезжаться на транспортах и подводах, захватив с собою знаменные Андреевские флаги, а полковые деньги и все имущество поделили между собою, но куда именно они выезжали — ничего неизвестно, только доходили до нас жалобы жителей Килии и других прибрежных сел на грабежи солдат морских полков, ехавших на транспортах. Остался в Измаиле лишь 1-й Морской полк, я был начальником хозяйственной части этого полка Командир полка полковник Киркин, с переходом власти в руки советов, выехал в отпуск в Петроград, за ним выехал и помощник его по строевой части подполковник Тарасевич тоже в отпуск в Одессу. Остался в полку лишь я один штаб-офицер и исполнял свои обязанности но хозяйству и в то же время командовал полком. В начале января месяца 1918 года полковым комитетом был выбран на должность командира полка капитан Тимофеев, но вся его деятельность выразилась лишь в том, что он все имеющиеся в полку запасы продуктов, обмундирования, белья, а также и товары полковой лавки поделил между офицерами и солдатами. Хотел поделить и деньги, но я, как начальник хозяйственной части, просил этого не делать и сдал деньги в сберегательную кассу. 1-й Морской полк по возвращении своем в Измаил никакой службы не нес, кроме своих караулов, а в январе месяце 1918 года солдаты отказались нести и караульную службу и тогда в караул к денежному сундуку и к знамени наряжались гг. офицеры этого полка. Числа 10 января 1918года часов в 10 вечера полковой комитет скрылся, взяв с собой и все комитетские деньги, о чем дали мне знать около 11 — 12 ч. ночи. Боясь на следующий день больших беспорядков, я в эту же ночь с поручиком Скориновым, адъютантом подпоручиком Лагуным и с караулом перенесли знамя на частную квартиру, где и находилось под наблюдением подпоручика Лагуна, на чердаке. На следующий день солдаты обратились ко мне с требованием выдать им все деньги и знамя, так как они решили ехать по домам. На эти требования я сказал им, что получат кормовые деньги, а знамя ночью взято комитетом и увезено. Много было шуму и крику, грозили мне даже оружием, но только тем и кончилось. 20 января солдаты должны были ехать по домам, но помешало наступление румынской армии на Измаил. Румынские войска заняли Измаил 21 января 1918 года в 14 часов после недолгой артиллерийской перестрелки с канонерок Дунайской военной флотилии, которая в это время находилась в руках матросов, хотя накануне советом рабочих, солдатских и крестьянских депутатов было решено сдать город без боя, но наши матросы около 10 — 11 час утра открыли с судов артиллерийский огонь по наступающим румынам и румыны отвечали. По занятии города румынами, немедленно был назначен начальник гарнизона и коменданты: русский и румынский, затем было разрешено одеть офицерам погоны и была предоставлена на первый взгляд полная свобода, даже была утверждена русская комендатура при румынском штабе, фактически не пользующаяся никакой властью. В этот же день вечером я был приглашен в штаб, где расспросили меня о положении дел и тут же при мне отдали приказ об утверждении меня командиром полка. 25 числа получил приказание уволить людей по домам: 26 числа был отслужен напутственный молебен, затем всем солдатам были выданы кормовые деньги из сумм полка, и 27 числа все солдаты выехали по домам, уехали и некоторые офицеры, из полка осталось в городе до 50 человек офицеров, в том числе и я, остались также и чины хозяйственного управления, которые немедленно приступили к ликвидации дел полка, что и было ими закончено ко 2 февраля…»