Читать книгу "Английский пациент - Майкл Ондатже"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Странная история. Правда, Караваджо? Человек тщеславен ихочет, чтобы ему завидовали. Или он хочет доказать что-то, хочет, чтобы емуповерили. Трудно было бы углядеть здесь портрет Клифтона, но он стал частьюэтой истории. В поведении мужа всегда есть что-то шокирующее, но вполнечеловеческое, что заставляет нас поверить ему.
На следующий день жена царя зовет Гигеса к себе и ставит егоперед выбором.
«Перед тобой два пути, и я предоставляю тебе право выбора.Или ты убьешь Кандавла и станешь владеть мной и Лидийским царством, или тебяздесь же на месте убьют, так что уже никогда в будущем ты не сможешь, дажеповинуясь Кандавлу, увидеть то, чего тебе не следует видеть. Или умрет тот, ктоопозорил меня, или ты, кто видел меня обнаженной.»
Итак, царь убит. Начинается новый век. О Гигесе напишутстихи ямбическим триметром. Он стал первым чужестранцем, который возвеличилДельфы. Он правил Лидией двадцать восемь лет, но мы все равно помним о нем какоб участнике необычной любовной истории.
Она прекратила чтение и обвела нас взглядом, возвращаясь иззыбучих песков. Она размышляла о том, как все быстротечно в этой жизни. А я,слушая эту историю, влюбился в нее.
Слова, Караваджо, имеют силу.
* * *
Клифтоны были то в экспедиции с нами, то в Каире. Джеффриделал еще какую-то работу для англичан, бог знает какую, для дяденьки в однойиз правительственных контор. Все это происходило до войны. В то время Каир былнаводнен представителями почти всех национальностей, светская жизнь кипела, онивстречались у Гроппи на званых вечерах и концертах, танцевали ночами напролет.Клифтоны сделались известной молодой парой, и их уважали, а я был на задворкахсветской жизни Каира, только иногда приходилось присутствовать на отдельныхмероприятиях. Обеды, праздничные вечеринки на садовых лужайках… Обычно они меняне интересовали, но сейчас я стал их посещать, потому что она была там. Я изтех, кто постится, пока не увидит то, что ему нужно.
Как объяснить вам, какая она? Руками? Так, как я могу рукаминарисовать очертания холма или скалы? Она была у нас в экспедиции почти год. Явидел ее, разговаривал с ней. Мы постоянно чувствовали присутствие друг друга.Позже, когда мы открыли, что влечение наше – обоюдное, обрели более глубокийсмысл все предыдущие разговоры, прикосновения, взгляды, которые раньше были быпоняты неправильно.
В то время я редко бывал в Каире, где-то один месяц из трех.Я работал в департаменте египтологии над своей новой книгой «Последниеисследования Ливийской пустыни», Шли дни, приближался срок сдачи текста, и явсе усерднее сгибался над ним, как будто сама пустыня переместилась сюда, наисписанные страницы; я даже чувствовал запах чернил, стекающих на бумагу поперу авторучки. Одновременно я боролся с ее незримым присутствием, одержимыйжеланием, чтобы мои чувства стали известны ее губам, напряженным мышцам под ееколеном, белизне живота, когда писал свою краткую книгу, семьдесят страниц,сжато и по существу, дополненную картами, сделанными во время путешествия. Я немог убрать ее тело со страницы. Я хотел посвятить эту свою монографию ей, ееголосу, ее телу, которое я представлял, когда она поднимается с постели, какдлинная белая стрела, однако посвятил книгу королю, хотя знал, что это вызоветнасмешки со стороны моих друзей, а она вежливо и смущенно покачает головой.
Я стал подчеркнуто официальным в ее обществе. Мояхарактерная черта. Словно чувствуешь неловкость от ранее обнаруженной наготы.Такое свойство присуще, пожалуй, и всем европейцам. И это было естественным дляменя – перевести вдруг ее в мой текст о пустыне, а на людях закрыться от нееметаллическим щитом.
«Для одной женщины, которую любишь или наверняка полюбишь,
Страстный стих будет признанием,
А для всех других – беззастенчивым рифмованным обманом.»
На лужайке Гассанейна Бея – величественного старика, которыйпрославился в экспедиции 1923 года, – она прогуливалась с правительственнымадъютантом Раунделлом, поздоровалась со мной за руку, попросила его принести ейчто-нибудь выпить, повернулась ко мне и сказала. «Я хочу, чтобы ты меня похитил»[90].
Раунделл вернулся. Я чувствовал себя так, словно онапередала мне нож и велела кого-то убить. Через месяц мы стали любовниками. Втой самой комнате в Южном Каире, к северу от улицы попугаев.
Я встал на колени в коридоре с мозаичной плиткой, уткнувшисьлицом в ее платье, мои соленые пальцы у нее во рту. Мы выглядели страннойстатуей, мы двое, пока не принялись утолять свой голод. Ее пальцы выцарапывалипесок из моих редеющих волос. Вокруг нас были Каир и все пустыни.
Было ли это моим желанием вкусить ее молодости инеопытности? Ее сады – те сады, о которых я рассказывал вам.
У ее горла была та впадинка, которую мы прозвали «Босфор». Янырял с ее плеча в этот Босфор. Успокаивал на нем свои глаза. Вставал наколени, а она вопросительно смотрела на меня, как будто я был с другой планеты.Я вспоминаю, как ее прохладная рука вдруг дотрагивалась до моей шеи в автобусев Каире, и тогда мы брали закрытое такси и занимались любовью на пути междумостом Хедив Исмаил и клубом «Типперэри». Или солнечные лучи, пробивающиесясквозь ее пальцы в вестибюле третьего этажа музея, когда она закрыла мое лицо…
И всего-то мы хотели, чтобы только один человек не виделнас.
Но Джеффри Клифтон был винтиком английской машины. Егосемейная генеалогия имела глубокие корни и нисходила к Кануту[91]. Эта машина неоткрыла Клифтону, который был женат лишь восемнадцать месяцев, неверность егожены, а начала беспокоиться о неполадке, болезни в системе. Она знала каждоенаше движение с первого дня, с того случайного прикосновения перед входом вотель «Семирамис».
Я не обращал внимания на ее замечания о его родственниках. АДжеффри Клифтон и не подозревал, так же, как и мы, о гигантской английскойпаутине, которая нависала над всеми нами. Но клуб телохранителей наблюдал за еемужем и обеспечивал ему защиту. Только Мэдокс, который был аристократом спрошлыми полковыми связями, знал об этих спиралях благоразумия. Только Мэдокс,с его удивительным чувством такта, дал мне понять, в каком мире вычертился наштреугольник.
Я всегда носил с собой Геродота, а Мэдокс – святой в своембраке – «Анну Каренину», постоянно перечитывая эту историю о любви и обмане.Однажды, слишком поздно, чтобы избежать влияния машины, которую мы уже привелив действие, он попытался объяснить мне мир Клифтона, как Толстой описал врагаАнны. Передайте мне мою книгу. Послушайте.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Английский пациент - Майкл Ондатже», после закрытия браузера.