Читать книгу "Домашняя готика - Софи Ханна"

– Мы не решаем, кого сделать преступником. Мы просто ищем улики, которые либо обличают, либо оправдывают подозреваемого.

Презрение исказило лицо Бретерика.

– То есть под бегонией вы рассчитываете найти доказательства того, что я не совершал преступления, так?

– Мистер Бретерик…

– Доктор Бретерик. И вы не ответили на мой вопрос. Зачем вы уничтожаете мой сад? Почему ваши люди раздражают мой персонал, просматривая все, до последнего клочка бумаги, в моем офисе? Очевидно, вы ищете доказательства того, что я убил Джеральдин и Люси. Ну так вы их не найдете, потому что я этого не делал.

Примерно то же Саймон Уотерхаус и Сэм Комботекра сказали вчера Прусту: очевидно, что Бретерик не виновен в единственном преступлении, о котором им доподлинно известно.

– Ты прав, Уотерхаус, – согласился их шеф – впервые за время работы над этим делом. Если бы Саймон носил слуховой аппарат, то снял бы его и как следует встряхнул, чтобы проверить, нормально ли он работает. – Радуйся, что ты не на моем месте. Мне приходится выбирать: либо стать всеобщим посмешищем, потратившим тысячи фунтов, потому что купился на бредовые домыслы какого-то безымянного фантазера про мертвых кошек и копающихся в саду свеженьких вдовцов, – либо войти в историю как инспектор, упустивший важный след, потому что не нашел трупы, спрятанные на грядке в теплице. И тогда, можешь поставить на это всю свою будущую пенсию, их лет через пять найдет какой-нибудь скучающий постовой, решивший позагорать на природе в свой честно заработанный выходной.

– Сэр, тела либо есть, либо их нет, – заметил Саймон. – Если мы не будем их искать, они не появятся там сами по себе.

Снеговик одарил его своим фирменным ледяным взглядом.

– Не будь педантом, Уотерхаус. Главная проблема с педантами – ответить им можно только так же педантично. Я пытался сказать – и это понял бы любой, у кого мозг работает нормально, – что опасаюсь, что наши поиски не принесут результата. И в то же время боюсь, что если проигнорирую эту чертову анонимку…

– Мы прекрасно вас понимаем, сэр, – поспешно вмешался вчера Комботекра. Для человека, всячески стремящегося избегать проблем, он выбрал странную профессию.

– Имя Эми Оливар вам о чем-нибудь говорит? – спросил сейчас Саймон у Марка Бретерика.

– Нет. Кто это? Та женщина, похожая на Джеральдин?

– Девочка. В прошлом году училась в одном классе с Люси.

Разочарование, спешно замаскированное гневом, невозможно было не заметить.

– Вы вообще слушаете, что вам говорят? Всеми школьными делами занималась Джеральдин.

Из-за спины Саймона раздался тихий голос:

– Вы не знаете, как звали подруг Люси? – К ним незаметно присоединился Комботекра.

– По-моему, одну из них звали Ума. Я почти наверняка встречал их пару раз, но…

Зазвонил телефон.

– Могу я ответить?

Саймон кивнул. Короткую и непонятную, но явно обличительную речь Бретерик закончил словами:

– Основано должно быть на модели клиент-сервер, с многоуровневым BOMS.

– Работа? – спросил Саймон.

– Да. Я думал, вы прослушиваете мой телефон. Если что-то непонятно, можете спрашивать.

«Как он может сейчас работать? Самодовольный говнюк», – подумал Саймон. Ну хорошо, самое время для ответного удара.

– Фотографии, о краже которых вы заявили… За фотографиями Джеральдин и Люси были спрятаны еще два снимка. Мы считаем, что на них Эми Оливар и ее мать.

Бретерик медленно выдохнул.

– Что? Что вы хотите сказать? Я… у меня не было их фотографий… Я не знаю ни Эми Оливар, ни ее матери. Кто вам это вообще рассказал?

– Фотографии из приюта для сов… Вы сами их снимали?

– Нет. Понятия не имею, кто снимал.

– Вы вставили их в рамки?

– Нет. Я ничего о них не знал. Просто однажды они появились на каминной полке. И все.

Саймон ему, в общем-то, верил, но звучало неубедительно.

– Просто появились?

– Не буквально, конечно! Джеральдин, наверное, вставила их в рамки – она всегда так поступала с любимыми фотографиями и рисунками Люси – и поставила на каминную полку. Снимки мне понравились, и я забрал их в свой офис. Это все, что я о них знаю. Но зачем бы Джеральдин вставлять фотографии этой Эми Оливар и ее матери в те же рамки? Это же бессмысленно.

– Джеральдин была дружна с Оливарами?

Бретерик ответил вопросом на вопрос:

– Откуда вы знаете про фотографии? Вы нашли женщину, которая их украла? – Он подался вперед: – Если вам известно, кто она, вы должны мне сказать.

– Марк, о чем вы с Джеральдин обычно разговаривали? – спросил Комботекра. – По вечерам, к примеру, после ужина.

– Не знаю! Обо всем. Что за глупый вопрос. О работе, о Люси… вы не женаты?

– Женат.

– Нет, – быстро сказал Саймон. Он не хотел дожидаться, пока ему зададут тот же вопрос. Лучше сразу с этим разобраться.

Бретерик уставился на него.

– Ну значит, вам никогда не узнать, как себя чувствуешь, когда твою жену убивают.

Саймон решил, что Бретерик как-то чрезмерно полагается на идею «во всем ищи хорошее».

– Я знаю всех друзей моих сыновей по именам. И их родителей, – сказал Комботекра.

– Рад за вас, – процедил Бретерик. – А вы знаете, как построить с нуля бескриогенную охладительную установку, которая необходима каждой лаборатории в мире? Которая сделает вас богатым?

– Нет, – ответил Комботекра.

– А я знаю. У всех свои недостатки, сержант.

Почувствовав себя третьим лишним, Саймон решил напомнить о своем существовании:

– Ваша теща утверждает, что в дневнике ее дочери есть фактические ошибки. К примеру, она не покупала Джеральдин кружку с «Вечным сном». Джеральдин не впадала в ярость, не разбивала кружку и не обвиняла мать в бесчувственности.

Бретерик кивнул:

– Джеральдин не писала этот дневник. Его написал убийца.

– Но вы поняли это только после рассказа Джин. Так? Вы ведь читали дневник задолго до того, как его увидела Джин. Несколько раз, смею предположить?

– Перечитывал снова и снова. Большую часть могу процитировать по памяти, это мой новый фокус для вечеринок. Наверняка меня все будут приглашать.

– Почему вы сразу не сказали: «Этого не было, моя жена не могла этого написать»?

Саймон смотрел, как и без того землистое лицо Бретерика сереет.

– Не валите все на меня! Вы все твердили, что Джеральдин убила Люси и покончила с собой. Да, мне казалось, что она не могла такого написать, никак не могла, но вы заявили, что дневник ее.