Читать книгу "Тринадцатый апостол - Ричард и Рейчел Хеллер"

Это по просьбе Иешуа Миха присоединился к остальным и возлег в соответствии с традициями седера у стола, отлично осознавая, что это, возможно, последняя их совместная трапеза. Миха был учеником, как насмешливо называли его двенадцать. Они не считали его апостолом, для них он являлся всего лишь последователем, которому никогда не сделаться вестником. Однако в душе Миха знал, что Иешуа отнюдь не относился к нему так, как они.

— Знай, — уверял его Иешуа, — мы все ученики, следующие путем Господа. Это честь, а не унижение так называться. И еще будь уверен, мой дорогой друг, что ты такой же апостол, как и все остальные. Ты понесешь мою проповедь в те края и в те времена, о каких они даже помыслить не могут. Ты навсегда останешься защитником Слова. Ты один, мой возлюбленный тринадцатый апостол.

За едой Миха хранил молчание. Иешуа знаком запретил ему говорить о том, что вскоре должно было свершиться. Когда они все вместе отправились в Гефсиманию, ему стало плохо от уверенности в неотвратимости грядущих событий. Утомившись после путешествия, двенадцать спали. Наконец Миха был волен присоединиться к тому, кто стоял в одиночестве.

Там, среди оливковых деревьев, Иешуа поведал ему о цадиках, о тридцати шести праведных душах, нарождающихся в каждом из поколений и самим своим существованием обеспечивающих продление существования мира.

Согласно завету Авраама, пояснил Иешуа, раз в тысячелетие Господь будет возвращаться на землю, чтобы отыскать среди многих тех, что сохраняют праведность. Ибо только цадики, представ перед Божьим судом, одной своей праведностью могут убедить Господа подтвердить обещание, данное Аврааму, и сохранить цепь времен непрерывной. Без этих праведных душ, без цадиков, человечество ждет печальная участь, ставящая его на край гибельной пропасти.

Однако эти цадики не знают ничего друг о друге, точно так же, как не ведают и о своей миссии. Будучи невинными, они останутся в неведении о значимости своих мыслей, своих деяний и крепости своей веры.

— Все это мне известно, — мягко сказал Миха.

Иешуа взглянул на него с удивлением.

— Кое-кто говорит, что ты цадик, — добавил Миха.

— Я не стану утверждать это, ибо тем самым докажу, что это не так, — ответил Иешуа.

— Однако ты не можешь и отрицать это, — тихо заметил Миха.

Иешуа улыбнулся.

— Твоя мудрость и впрямь столь глубока, как я о ней думал, дорогой друг, ибо ты ведаешь то, о чем я не могу говорить.

Миха кивнул.

— Хорошо, — произнес Иешуа с видимым удовольствием. — Позволь мне добавить только одно. Если по воле Господа и с Его благословения я несу то тяжкое бремя, которое, как ты знаешь, мне и должно нести, и если я не смогу завершить мои священные обязательства, тогда, когда моя душа сбросит свою смертную оболочку, я молю тебя, дорогой брат, встань и займи мое место.

— Твое желание есть и мое, — прошептал Миха.

— В эти тяжелые времена, — продолжил Иешуа, — вещи не всегда таковы, какими они кажутся. Точно так же, как и люди, — добавил он, задумчиво глядя на спящих апостолов. — Те, что не смогут вынести правду, постараются сделать все, чтобы предать ее забвению. Как и меня.

Миха стоял неподвижно, не сводя глаз со своего возлюбленного Иешуа. Слезы текли по его щекам. Он все понял.

— Я прошу только о том, что, как я знаю, ты можешь сделать…

— С радостью, — прервал его Миха.

— Да, — улыбнулся Иешуа. — В этом тебе нет равных. Так вот, я прошу, что бы ни случилось, не дай истине умереть вместе со мной.

— Мне невыносима сама мысль… — перебил Миха.

— Ты даешь слово? — не отступался Иешуа.

— Перед Господом.

Иешуа улыбнулся, он, казалось, был доволен, хотя и дрожал от холода. На нем не было накидки, потому что по дороге к Гефсимании он отдал ее старику, чтобы тот не мерз холодными ночами под открытым небом. Миха снял с себя свою накидку, убеждая Иешуа завернуться в нее и согреться.

— Тогда на тебе не останется ничего, кроме синдона, — запротестовал Иешуа. — Я не могу принять твою накидку. Со мной все в порядке.

Миха указал на незначительность жертвы:

— Все, что я есть, и все, что есть у меня есть, я с радостью отдам во имя Господне, Елион.

Иешуа улыбнулся и принял пожертвование Михи.

— А теперь, дорогой друг, оставь меня с Ним.

На лице Иешуа отразилось блаженное умиротворение.

Миха наблюдал за своим другом, не в силах предотвратить то, что он предсказал: предательство одного из двенадцати. Мучаясь от мысли, что этот час уже близок.

Затем, когда страдания сделались невыносимыми, его тоска породила план, который, при известной удаче, мог спасти жизнь Иешуа. Его душа воспарила. Да, еще существовал способ выручить друга! Если Иешуа арестуют и приговорят к распятию, Миха еще сможет его освободить. Страх превратился в надежду, злость в радость. Не имело значения, что вскоре совершит один из двенадцати. Миха, тринадцатый, презираемый остальными, еще в состоянии отвести от возлюбленного друга неминуемую беду.

Миха поспешил к Иешуа, чтобы открыть ему свой план, но как раз в этот миг увидел, что Иуда входит в сад и поцелуем подает сигнал дожидающимся стражникам арестовать того, кого он целует, предавая тем самым и человека, и Бога.

В то время как римские стражники уводили Иешуа, апостолы разбежались, испугавшись за свои жизни. В саду не осталось никого, никто не последовал за Иешуа, чтобы просить за него или чтобы быть с ним рядом. Апостолы хорошо знали, что они разделят участь Иешуа, если вступятся, и каждый из них заботился гораздо больше о себе, чем о нем.

Миха тоже скрылся из сада, но не из боязни за свою жизнь. Он помчался заручиться помощью, которая ему требовалась для подготовки к хитроумному предприятию, втайне надеясь, что надобность в нем все-таки отпадет. Прошлым вечером план этот вряд ли показался бы чем-либо большим, чем порождение ночных кошмаров. Теперь он был единственной надеждой Иешуа.

ГЛАВА 46

День десятый, вечер

Хиллингдон, Лондон

Они оставили Сарками делать то, что он умел делать лучше их и всех прочих. А именно: подготавливать оставшуюся часть свитка для перевода. То есть резать ее на полосы. Весьма трудоемкая работа, обещавшая занять всю ночь.

— Мы не можем оставить все в таком виде еще на тысячелетие или два, — сказала Сабби.

Гил знал, что она права, и все-таки им обоим столь необходимая по логике акция казалась ужасным кощунством. Тем самым, которое лучше бы никогда не совершать.

О том, чтобы заночевать у Сарками, не могло быть и речи. Хотя все реставрационные работы проводились им в Англии, он до сих пор считался сотрудником музея Израиля, и раз уж Сабби разыскивают, то вычислить ее здесь проще простого. Да еще с новыми игроками. И они отправились в оживленный отель, чтобы продолжить ночное бдение там. Сарками позвонит, как только закончит.