Читать книгу "Тайна исхода - Уилл Адамс"

— Что там? — спросил он.

— Вчера в Асьюте похитили иностранцев. Телевизионщиков. Рассказывают, что те снимали фильм в Амарне. Ты видел их?

— Нет.

— Похоже, эта женщина помогала в поисках мавзолея Александра Македонского. Помнишь ту пресс-конференцию с Генеральным секретарем и другим мужчиной?

— Тем, кого ты нашла привлекательным?

Ясмин покраснела.

— Я просто сказала, что он славный.

— И что они говорят?

— Что их машину нашли сгоревшей в Асьюте и какому-то полуслепому нищему заплатили, чтобы он принес диск на телевидение. Они прокручивают этот ролик постоянно. Судя по всему, они требуют освободить людей, арестованных за изнасилование и убийство.

Нагиб нахмурился:

— Террористы требуют освободить насильников и убийц?

— Они утверждают, что те невиновны.

— Даже так?!

— Бедная женщина! — сказала Ясмин. — Как она все это выдерживает?

Нагиб положил руку на плечо жены. Запись заложников транслировалась в окошке на экране, и он видел ужасный испуг заложников, кровь на лице мужчины из свежей раны, а направленный снизу свет отбрасывал странные тени. Комментаторы сменяли один другого, осуждая этот акт насилия и обсуждая шаги, которые должно предпринять правительство. Нагиб тоже никак не мог оторваться от телевизора, хотя ему надо было на работу, разобраться с бумагами и выкроить время встретиться с местными гаффирами. Но в отличие от жены его удерживало не сострадание к заложникам, а что-то другое. Полицейский инстинкт говорил ему, что здесь что-то не так. Но что именно, он никак не мог уловить.

ГЛАВА 32

I

Во рту у Нокса было сухо и липко. Он вытер губы тыльной стороной ладони и увидел, что на ней осталась кровь. Он выпрямился на скамье и, почувствовав тошноту и головокружение, подождал, пока приступ не пройдет. Но самым ужасным оставалось воспоминание о том, что он увидел по телевизору.

Гейл на коленях, испуганная и в заложниках у террористов. Он наклонился вперед, боясь, что его вырвет, но сдержался. Он поднялся, нетвердыми шагами подошел к двери, заглянул в смотровое окно. Телевизор по-прежнему был настроен на новости, хотя кто-то все-таки сделал звук потише. На экране снова появилась она, читавшая заявление, каждое слово которого прочно отпечаталось у него в голове. «Исламское братство Асьюта. Обращаются хорошо. Если не будет предпринято попыток разыскать нас. Отпустить, не причинив вреда, если на свободу будут выпущены их люди. Если не отпустят в течение четырнадцати дней…»

Этот взгляд на ее лице. Дрожащие руки. Она до смерти напугана, напугана чем-то неотвратимым, а не тем, что произойдет через четырнадцать дней. Нокс не был ее родителем, но он понимал, что чувствуют родители — это отчаянное желание помочь и бессилие. Дикое чувство. Невыносимое, но которое приходится терпеть, ибо нет выбора.

— Твой друг — один из заложников?

Нокс моргнул и обернулся. К нему обращался человек в белом костюме.

— Прошу прощения?

— Твой друг — один из заложников?

— Да.

— Кто именно?

— Девушка.

— Шатенка или брюнетка?

— Брюнетка. — Неожиданная вспышка памяти. Разговор с двумя людьми. Один с пасторским воротником, другой тучный.

— Она милая.

— Это верно.

— Подружка?

Нокс покачал головой.

— Мы просто работаем вместе.

— Само собой, — улыбнулся тот. — Я реагирую так же, если мои коллеги попадают в беду. Я зверею и дерусь с полицейскими.

— Она еще и друг.

Он кивнул.

— Не важно. Я просто хотел сказать, что мне ужасно неприятно, что с ней могли так поступить мои соотечественники. Если я чем-то могу помочь…

— Спасибо. — Он посмотрел на экран. В этой записи что-то не давало ему покоя.

— Я — плохой человек. Поэтому-то и здесь. Но я не понимаю, как люди, выступающие от имени Аллаха, могут думать, что он такое одобрит.

— Пожалуйста, — попросил Нокс, призывая к тишине.

Он вновь сосредоточился на экране. Запись пошла сначала. Гейл опустилась на колени, затем села в позицию лотоса и подняла правую руку для выразительности. Такую позу он видел совсем недавно. Но где? Он больно впился ногтями в ладонь, заставляя себя сосредоточиться. И вспомнил! Мозаика. Фигура в центре семиконечной звезды.

Да! По телу пробежали мурашки.

Гейл посылала ему сообщение.

II

Телефон продолжал назойливо звонить и никак не останавливался. Огюстэн старался не обращать на него внимания, и тот наконец затих. Но было уже поздно — археолог понял, что заснуть больше не удастся. Во рту сухо и противно, а в голове будто работала целая бригада рабочих, сносивших дом. Значит, наступило утро. Он повернулся на бок и, прикрыв глаза от косых лучей солнца, посмотрел на часы. Огюстэн уже не мог так легко справляться с похмельем как и раньше. Он встал, чувствуя, как в животе что-то перемещается и хлюпает. В который раз он дал себе слово изменить образ жизни. Однако впервые он подумал об этом с легким приступом паники, как подросток на надувном матрасе, осознавший, что заплыл слишком далеко. Он добрался до туалета, склонился над унитазом, и его вырвало: казалось, что темно-желтым потокам не будет конца. Заметив, как оживились муравьи, проложившие по стене дорогу из полуоткрытого окна к полу вокруг унитаза, он испугался, что у него диабет. Разве сахар в крови не один из первых признаков? Господи! Может, поэтому он все время чувствовал себя таким разбитым? А может, муравьев привлекали остатки непереваренной пищи? Теперь их ползало целое полчище. Телефон опять зазвонил и отвлек от неприятных мыслей.

— Да? — ответил он.

— Ты видел? — спросил Мансур.

— Видел — что?

— Гейл. В новостях. — Огюстэн включил телевизор и обомлел. Он ожидал чего-то неприятного, но услышанное повергло его в шок. Он замер в кресле и пришел в себя только от голоса в трубке:

— Огюстэн! Ты меня слышишь?

— Да.

— Я пытался связаться с Ноксом. В гостинице его нет. И на звонки не отвечает.

— Я знаю, где он.

— Ему надо сообщить. И сделать это должен кто-то из близких.

— Я сообщу.

— Спасибо. И дай мне знать, когда поговоришь с ним. И чем я могу помочь. — Разговор закончился, и Огюстэн повесил трубку. Ошарашенный, он по-прежнему чувствовал тошноту, но теперь причина была другой. Он быстро умылся, принял душ, надел чистую одежду и поспешил вниз к мотоциклу.