Читать книгу "Добрый убийца - Андрей Анисимов"

— Ерожин слушает.

— С вами говорит очень несчастный человек, — услышал сыщик голос; с небольшим кавказским акцентом.

— Нельзя ли без эмоций? Я с вами беседую из перевернутой машины и сижу вниз головой. Поэтому прошу говорить короче и по делу.

— Извините. Меня зовут Гоги Абашидзе.

Смерть Нодара Местия и моих рук дело. Завтра вечером я даю концерт в Москве. Не могли бы мы встретиться?,;:.

Ерожин на минуту задумался:

— Да, я бы тоже хотел вас видеть. Где и когда? — спросил подполковник, забыв, что сидит вниз головой.

— Завтра в шесть на Тверской в концертном зале. До выхода на сцену у меня будет целый час, и мы успеем поговорить. Я предупрежу службы, вас ко мне проведут.

Закончив разговор, Петр наконец принял нормальное положение. Потолок автобуса превратился в его пол. Алексей с Ерожиным доползли до задней дверцы, и та на удивление легко открылась. Ерожин протер лоб снегом, приложил к нему платок и спросил Алексея:

— Что будем делать с машиной?

— Черт с ней, с машиной! — закричал Ростоцкий. — Пошли на трассу. Проголосуем, и через полчаса будем дома. Машину заберут!

Представляешь, я отец Надьки, а ты говоришь — машина?!

— Я представляю, — вздохнул Петр Григорьевич. — На чем ты меня теперь в аэропорт повезешь, — вот я чего не представляю.

Алексей посмотрел на Ерожина.

— Да я тебя, сынок, на руках до Москвы донесу, — и, словно в подтверждение своих слов, схватил Ерожина и поволок к трассе.

— Да отпусти, черт, грыжу заработаешь.

Тоже мне, папаня нашелся! Твой сынок пудов пять весит, — запротестовал подполковник.

Две машины пронеслись мимо. В третьей оказался знакомый Алексея. Они забрались в черный джип. Ростоцкий по телефону связался с приятелем в местном автосервисе и попросил забрать микроавтобус. Через двадцать минут оба, обнявшись, входили в калитку дома Ростоцких.

32

— Танюша, поживи несколько дней за хозяйку. Серафима Аркадьевна Блюм совсем расклеилась. Надо ее поддержать, — сказала Анна Степановна племяннице, когда та вышла к завтраку. Таня кивнула. Последние несколько дней Назарова была рассеянна и часто отвечала невпопад. Поэтому тетушка сочла своим долгом сообщение повторить.

— Я поняла, Анна Степановна. Свет выключать, газ проверять, воду перекрывать и запирать дверь на два замка.

— Вот и умница. А я сомневалась, услышала ты меня или нет, — улыбнулась пожилая женщина. — Как ты думаешь, скоро твой Петр Григорьевич найдет убийцу грузинца?

— С чего вы взяли, что он мой? — покраснела Назарова.

— Ясно почему. Мне кажется, что ваш роман с его сыном в зените. Мне нравится, что мальчик из хорошей семьи. А это в наше время немало значит. Конечно, он еще молод для брака, но это уже зависит, голубушка, от тебя.

У меня есть кузина, Виолетта Андреевна. Я тебе уже про нее рассказывала. Так вот, муженек младше ее на двенадцать лет и всю жизнь души в супруге не чает.

— Я о браке пока не думала, — соврала Таня. Она давно запуталась в многочисленных родственных связях тетушки и боялась, что та начнет свой подробный рассказ заново. Но тетушка от темы не отвлеклась:

— А ты подумай. Кстати, я не буду иметь ничего против, если мальчик будет у нас бывать, — сказала мадам Полищук и, немного подумав, добавила:

— Даже в мое отсутствие.

Таня покраснела еще гуще, но ничего не ответила. Повторять Анна Степановна не стала.

По пунцовому лицу племянницы она поняла, что смысл ее слов до девушки дошел.

Оказавшись в одиночестве, Таня умылась, но осталась в халатике. Сегодня Виктор Иннокентьевич разрешил ей на работу не выходить. Всю неделю лаборатория трудилась на два-три часа дольше положенного, и Назарова заслуженно получила отгул. Но младший лейтенант с некоторых пор стала замечать, что патрон относится к ней слишком предупредительно. Видно, Гриша поделился своими личными планами с родителем, и тот воспринимал свою сотрудницу как будущего члена семьи.

Рассеянность Тани и была вызвана тем, что ей предстояло нелегкое решение. Неделю назад Григорий Ерожин сделал ей предложение.

Таня пыталась проанализировать свою личную ситуацию, но ничего путного из этих размышлений не получалось. Назарова поняла, что любит она, к несчастью, не сына, а отца.

Отказав сыну, она не сможет найти вразумительного предлога для встреч с Петром Григорьевичем. После их последнего свидания, когда Таня внаглую прыгнула подполковнику в койку, видеться без повода с Ерожиным ей было неловко. Но и оставить сыщика в покое Таня не могла. Постепенно решение созрело.

Гриша позвонил после обеда. У него сегодня было только две пары. Молодой человек рано освободился от занятий и зашел в управление. Узнав, что его возлюбленная сегодня свободна, он сразу и позвонил.

— Можешь меня навестить. Только без глупостей, — предупредила Таня и повесила трубку.

Назарова своим бабьим чутьем прекрасно понимала, что привязала к себе избалованного девичьим вниманием парня тем, что держала с ним дистанцию и не раскисала. Свое общество она для Гриши специально дозировала. Парень вынужден был выпрашивать у нее возможность побыть вместе. Таня не была опытной кокоткой, но она любила не Гришу, а потому голову не теряла.

Ерожин-младший не заставил себя долго ждать. Он явился с букетом тюльпанов и тортиком.

— Опять у папы Вити деньги клянчил? — не без иронии поинтересовалась молодая хозяйка, принимая дары.

— Нет, у мамы, — ответил Гриша и покраснел.

— Еще лучше. Сколько раз я тебе говорила: или зарабатывай сам, или перестань изображать Рокфеллера, — отчитала Таня ухажера, поставив тюльпаны в вазу.

Гриша снял ботинки и, пользуясь тем, что возлюбленная держала вазу и ее руки были заняты, обнял Таню сзади.

— Не приставай. Я хочу с тобой поговорить, — огрызнулась она и присела в кресло.

Гриша пристроился рядом на пол и стал гладить девушке ноги.

— Подожди ты со своими нежностями.

Сказала, хочу поговорить. — Голос Тани звучал строго, но Гриша внимания на это не обращал. В нем, кроме одного молодого желания, ни чувств, ни мыслей не осталось. Назарова поняла, что говорить с ним сейчас бесполезно, встала и пошла в свою комнату. Гриша разделся мгновенно. Она еще не успела снять халат, а он уже был без брюк, рубашки и трусов. Таня оглядела молодого человека, отметила его боевую готовность и, вздохнув, улеглась на свою узкую лежанку.

Гриша в отличие от отца был с ней нежен.

Он любовался ее телом, целовал коленки и грудь, и брал ее так, словно она была не из плоти, а из хрусталя и могла рассыпаться. Все это ей было приятно. Отвращения к молодому и красивому самцу она не испытывала, но не испытывала и сильной страсти.