Читать книгу "Чеченский след - Фридрих Незнанский"

Перед моим лицом стояли вонючие сапоги сорок второго размера. Их обладатель, высокий усатый мачо с подвижным носом и близко посаженными глазами, уперев руки в боки, рассматривал меня. С шеи у него небрежно свисал автомат.

— Незаконное ношение оружия, — сказал я, ткнув пальцем в поименованный предмет, — карается законом Российской Федерации. Могу как адвокат предложить свои услуги…

Не иначе как все же повредили они мне мозги, подумал я еще в то время, как говорил. Вроде бы не время шутить, и все же я был так зол, что чувствовал — еще немного, и меня понесет. Вот тогда не миновать мне этим сапогом по челюсти. Держи, Юра, себя в руках. Попал, так сказать, в дерьмо — сиди и не чирикай…

— Что нада? — осведомился гордый носитель оружия. На кухне помимо него находилось еще два человека, они расположились на привал у большого, заставленного немытыми мисками стола. То ли уже поели, то ли только собираются, а скорее всего, и то и другое, находятся между этими двумя приятными процессами…

— Ванну, чашку кофе, стакан апельсинового сока, овсянку, сигарету и справить естественные надобности, — потребовал я голосом капризной примадонны.

Мой собеседник, кажется, не вполне понял, что я имею в виду — во всяком случае, кожа на лбу у него задвигалась.

— Есть хочет, — вяло предположил один из тех, кто сидел за столом.

Еще бы я не хотел есть, мама моя дорогая.

— Есть хочешь? — переспросил автоматчик.

— Да, — сказал я. Я понял, что все мои словесные изыски попадут на неблагодатную почву. Чтобы тебя поняли, надо изъясняться на «да-да-нет-да», так оно вернее всего.

— Писать пойдешь? — совершил следующее умственное усилие мой конвоир.

— Да! — с жаром ответил я и покивал головой, как китайский болванчик.

— Посуду будешь мыть, — сказал хитрый абрек, — тогда будешь кушать…

— Да! — ответил я, подумав. Что ж, немного унизительно, но это лучше, чем в подвале…

— Вылезай, — разрешил мой конвоир и под дулом сопроводил меня в туалет. Дверь закрывать он не разрешил. Я пережил несколько неприятных минут — честно говоря, никогда раньше не справлял нужду под прицелом. Никому не советую — удовольствие ниже среднего… Был бы я понервнее, наверняка начались бы проблемы с мочеиспусканием. Но я парень крепкий, к тому же я негласно про себя решил постоять за достоинство русской нации…

Что ж, квартирка небольшая, я рассмотрел ее, пока шел по коридору. Бедно обставленная, грязная. Где сам хозяин — мне неясно, наверняка же и кто-то из наших должен тут жить, судя по обстановке. А может, сдал вместе с мебелью… Окна, главное, решетками забраны. Смешно даже — ну, что отсюда тащить? Чеченцев человек семь. Тоже мне, устроили себе лагерь. Злой чечен ползет на берег…

Абрек отконвоировал меня обратно в кухню и указал на раковину. Ничего не поделаешь, засучив рукава, я принялся за работу, алчно поглядывая на дымящийся горшок на плите.

Дениса Грязнова Турецкий вызвал сразу же, как только обнаружил, что Бараев находится на полпути в аэропорт. Вообще-то он не собирался привлекать к расследованию агентство «Глория», директором которого и являлся Денис Грязнов, племянник главного начальника МУРа Вячеслава Грязнова, а намеревался обойтись своими силами. Но во-первых, картинка вырисовывалась неутешительная, а во-вторых, похищен был не кто-нибудь, а Гордеев, с которым Денис Грязнов тоже успел свести знакомство накоротке. Часто случалось, что они работали над каким-нибудь делом все вместе, втроем, а если и не вместе, то все же присутствие коллег ощущалось все время где-то неподалеку: Москва — большая деревня, мир уголовный довольно замкнутый, а поскольку как Гордеев, так и Турецкий с Грязновым работали более на стороне закона, так что друг против друга судьба их никогда не ставила. Розыски Бараева представлялись Турецкому гиблым делом, и, уж во всяком случае, сам в аэропорт он бы не успел — еще и поэтому он обратился к Грязнову. И в аэропорт на перехват Бараева были отправлены два опытных сотрудника. Последним козырем в этой игре оставался исчезнувший Гордеев. А где искать человека в многомиллионной Москве, если даже и зацепочки нет? Да еще время поджимает — улетит ведь, гад, в Америку, заручится поддержкой иностранных правительств. Поди тогда сунься его арестовывать — международным скандалом пахнет.

Дожидаясь Грязнова со товарищи, Турецкий провел беглый осмотр богато обставленной, перегруженной коврами квартиры. Затем устроил допрос женщине, которая, как выяснилось, неплохо говорит по-русски, если захочет. Сперва она не хотела. Турецкому удалось добиться лишь, что зовут ее Фатьма и что Фатьма эта связана какими-то сложными родственными узами с кем-то из бараевского окружения. Собираясь в Москву, ее прихватили с собой, для того чтобы, во-первых, иметь за ней постоянный догляд, во-вторых, должен же кто-то работать по дому, и потом, видимо, собирались как-то ее пристроить в столице. Фатьма была маленькая, стройная, с жесткими черными волосами, большими глазами, лет в шестнадцать она, вероятно, была очень красивой, сейчас, судя по всему, ей было лет двадцать пять, с лица уже не сходило выражение постоянной заботы, появились первые морщинки… Поговорив с Фатьмой, Турецкий с грустью обнаружил, что женщина эта была из тех, кто тщательно и ревниво исполняет адаты — что-то вроде неписаных правил, освященных веками, передающихся из поколения в поколение, — и добровольно взваливает себе на шею все хомуты, какие только придуманы в мусульманском мире, чтобы усложнять женщине жизнь. Это и абсолютное, беспрекословное подчинение мужчине, старшему в семье, и круг обязанностей — уборка, готовка, дети… Всегда на вторых, на третьих ролях, молчать, не высовываться… В современных мусульманских семьях, особенно в тех, где мужчины прошли вместе с Россией войну или получали образование, обстановка не такая суровая, мужчины лишь поддерживают видимость, но сами женщины, как ни странно, зачастую являются самыми ретивыми законницами. Есть, конечно, решительные женщины, чуть ли не депутаты, но их меньшинство.

Вот и теперь Турецкий смотрел на симпатичную молодую женщину, которая, конечно, не была одета в чадру, напротив, нормальный современный костюм — кофточка, брючки, сандалии, — но тем не менее она уродовала себя тяжелой работой, была лишена возможности выйти замуж за понравившегося человека — разве что чудом и только за своего, за чеченца. Она находилась в положении униженном и зависимом, но, странное дело, совершенно не сопротивлялась, а, наоборот, несла это как бы с гордостью. Наверное, это действительно в природе женской — сильный мужчина и повелитель на пьедестале, а вокруг вертится его покорная служанка… В связи с измельчанием мужчин женщинам теперь приходится исполнять сразу две роли — одновременно взгромождать мужчину на пьедестал и, подпирая собой, удерживать его в таком положении, а также делать вид, что она не замечает своей роли в этой ситуации, гордиться своим мужчиной и послушно склоняться перед ним… Бред, решил Турецкий, хотя что-то в этом есть… Я бы попробовал…

— Ну так что, Фатьма, — вздыхая, говорил Турецкий, — сама рассказывать будешь или как?