Читать книгу "Наперегонки со смертью - Андрей Воронин"

— Толя, я больше не появлюсь во время твоего дежурства!

Напарник задумался, и Банда постарался Как можно быстрее закрепить достигнутый успех:»

— Правда, не буду. А за мое дежурство не беспокойся — мухе не позволю Алину обидеть!

Банда произнес эту фразу с такой искренностью и убежденностью, что его напарник не нашел в себе сил не поверить парню. И лишь для того, чтобы не сдаваться сразу, с самому себе противной менторской назидательностью выговорил:

— Но я тебя, Саша, предупреждаю в первый и последний раз: еще хоть однажды помешаешь мне работать — иду к шефу.

— Договорились!

Они вернулись к Алине довольные, и каждый из них считал, что сумел добиться своего. На все вопросы девушки ребята так и не ответили, отшучиваясь тем, что, мол, обсуждали, в голову стрелять нападающим на нее или в ноги.

Правда, на следующий день Банде пришлось объяснить девушке, по какой причине видеться теперь они смогут лишь через сутки.

* * *

Второй все поняла мать Алины.

Впрочем, не заметить перемены мог разве что слепой: дочь совершенно не таила свое особое расположение именно к Банде. Теперь, если она бывала дома по вечерам, Банда не сидел до одиннадцати на кухне, а уходил в комнату девушки и задерживался там гораздо дольше, чем это было оговорено в контракте. Анатолий между тем так и не смел ступить в квартире Большаковых дальше прихожей и кухни.

Ко всему прочему, возвращаясь домой после дня, проведенного под охраной Банды, Алина всегда с гордостью несла огромный букет роз, так что теперь прекрасные свежие цветы в комнате дочери были лучшим свидетельством перемен в ее жизни.

Банда нравился Настасье Тимофеевне. Он был высок, красив, спокоен, умен. В нем чувствовалась недюжинная сила. Держался он с достоинством и благородством, и Настасье Тимофеевне парень очень напоминал ее Большакова в то время, когда он не был еще Владимиром Александровичем, а лишь аспирантом Володей.

Мать с улыбкой исподтишка наблюдала за дочерью, терпеливо дожидаясь, когда девичья душа не выдержит, раскроется широко и доверчиво и Алина выплеснет на нее, самого близкого человека, поток счастливых признаний в своей первой и сильной любви.

Так в конце концов и произошло.

Однажды, когда Банда уже уехал домой, Алина на цыпочках прокралась мимо кабинета отца в спальню матери и, тихонечко приоткрыв дверь, осторожно позвала:

— Мама, спишь?

— Нет, — быстро включила прикроватную лампу Настасья Тимофеевна. — Заходи.

Алина прошмыгнула в спальню и в халате юркнула к матери под одеяло, доверчиво прижавшись Лицом к ее плечу.

— Мамка, я, кажется, влюбилась!

— Да ну? — притворно удивилась Настасья Тимофеевна, пряча улыбку от дочери.

— Да. И притом так сильно, мама! Я не могу спать, когда его нет рядом. Я все время думаю о нем, вспоминаю наши встречи, его глаза, его слова, его руки…

— Подожди, тараторка! В кого же ты так влюбилась? Я его, может быть, знаю?

— Да. Один из моих телохранителей — Саша…

Помнишь, конечно?

— Конечно. Через день имею счастье его лицезреть.

— Александр, — мечтательно произнесла дочь. — Правда, красивое имя?

— Бесспорно.

— Мама, а тебе он нравится?

— Алинушка, у меня же есть свой предмет для обожания, — со смехом кивнула мать в сторону отцовского кабинета, откуда чуть слышно доносился через стену звук телевизора. — Александра своего ты уж сама рассматривай да сравнивай со своими идеалами.

— Ну все же, ма?

— Конечно, нравится! По-моему, неплохой парень, — мать помолчала несколько мгновений, прислушиваясь к счастливым вздохам дочери, и осторожно спросила:

— А кто он, Алина? Кто его родители? Как он попал в эту службу охраны? Ты мне, если, конечно, это не страшная тайна, можешь рассказать?

Алина даже привстала, опираясь на локоть, озадаченно посмотрев на мать.

— Мам, а я толком и не знаю. Честное слово!

Мы все время про меня разговариваем, про мои дела, про учебу… Про кино, про музыку. Ой, ну почему я его не спросила?

«Молодец парень, — с улыбкой отметила про себя Настасья Тимофеевна, — знает, хитрец, как завоевать сердце женщины! Стоит лишь поговорить с такой балаболкой про ее проблемы, про ее красоту и исключительность — и вот нате вам! Влюбилась! А в кого — и сама толком не знает. Учить ее еще уму-разуму да учить».

— Мама, я у него послезавтра все и спрошу. Теперь мы с ним только про него говорить будем. Я тебе тогда все расскажу, хорошо?

— Ну, я надеюсь…

— Конечно, мама!.. Ой, какая я счастливая!

— А как диплом твой, счастливая?

— Да все нормально, мам, не беспокойся. Материал практически весь собран. Теперь только сесть да написать…

— И Александр этот будет все время сидеть рядом. Много же ты, дочка, напишешь в таком случае!

— Мама, конечно, напишу. Я ведь все понимаю, не маленькая же я у тебя в конце концов!

* * *

Если бы Банда был моложе и глупее, если бы за его спиной не было всех этих ужасов Афгана и Таджикистана, если бы он не научился крепко держать себя в руках, судьба Алининого диплома вызывала бы большую тревогу. Ведь Банда и Алина не могли прожить друг без друга и дня. Девушке так нравились дни дежурства Александра, когда он с утра до самого позднего вечера был рядом с ней, что она просила-умоляла его нарушить данное Анатолию обещание и приходить к ней каждый день, не обращая внимания на очередность их дежурства. Но, слава Богу, Банда справлялся с собой, и хоть через сутки, но выпускница университета все же имела возможность поработать над главным трудом своей учебы.

Правда, даже тогда, когда за ее спиной сидел Анатолий, зорко приглядываясь к посетителям библиотеки на предмет потенциальной опасности для «объекта», а перед ней лежал чистый лист бумаги, требовавший очередной страницы диплома, мысли девушки то и дело улетали из дебрей юриспруденции и кружили в райских садах ее самых сладких мечтаний — мечтаний об Александре.

Но уж когда приходил следующий день, Алина вскакивала ни свет ни заря и, причесываясь и подкрашиваясь, не могла дождаться той блаженной минуты, когда ровно в семь ноль-ноль у двери раздастся звонок, возвещающий о приходе ее любимого.

Она бросалась в прихожую, опережая мать, а провожая Александра на кухню и готовя ему кофе, успевала украдкой сорвать у него нежный утренний поцелуй, в котором, казалось, концентрировалась вся страсть ее вчерашнего ожидания.