Читать книгу "Гибель адмирала Канариса - Богдан Сушинский"

Среднего роста, невзрачный на вид, с грубоватым крестьянским лицом и вызывающе резким голосом, Трюмлер на первый взгляд производил впечатление человека неприветливого и крайне невоспитанного. А по своему характеру еще и немыслимо вздорного. Однако манеры и внешность театрального простака не мешали бригадефюреру быть предельно учтивым, а в отношении адмирала Канариса — еще и строго придерживаться субординации, которую он сам же установил.

— Желаете поужинать вместе? — спросил он, обращаясь почему-то не к Шелленбергу, представавшему здесь в роли конвоира, а к Канарису, словно тот все еще имел право что-либо решать. — Вы как раз успели к столу.

Адмирал мельком взглянул на Шелленберга, и поскольку тот промолчал, сдавленным голосом произнес:

— Хотелось бы… вместе. Кто знает, когда еще придется свидеться. И потом, сами понимаете, само присутствие здесь господина Шелленберга…

— Так и решим, — улыбнулся начальник школы.

— Просил бы вас, Вальтер, разделить со мной эту панихидную трапезу, — торопливо произнес адмирал, опасаясь, как бы Шелленберг не отказался посидеть с ним в зале, в котором сейчас ужинали арестованные. Теперь он вообще готов был всячески оттягивать минуты расставания с Шелленбергом, понимая, что само присутствие этого генерала СС способно создавать хоть какую-то иллюзию его собственного могущества. Пусть и былого, но все еще не окончательно растерянного.

Адмирал понимал, что в эти минуты его одолевает непозволительный, панический страх, замешанный на почти детской привязанности к своему «жандарму». Подобно тому, как кое-кто из приговоренных к казни пытается искать сочувствия и поддержки у последнего, с кем ему дано в этом мире хоть как-то общаться, то есть у своего палача. Но поделать с собой ничего не мог.

— Ну почему же панихидную? Судить об этом пока что рано. А так, в общем, сочту за честь, — с явной неохотой согласился Вальтер. — Только не забудьте, бригадефюрер, и об этом бравом гауптштурмфюрере, — повел он подбородком в сторону Фёлькерсама, — лучшем из диверсионной группы Отто Скорцени.

Имя «героя нации» он назвал не случайно, оно должно было произвести на наставника курсантов-пограничников должное впечатление.

— Я всегда восхищался подвигами Скорцени, — слегка склонил голову Трюмлер, адресуясь к Фёлькерсаму. — Это истинный солдат. Истинный арийский солдат.

— Ваше мнение о Скорцени будет доведено до его сведения, господин бригадефюрер.

Начальник школы вновь подобострастно склонил голову; заверение Фёлькерсама явно льстило ему. С этим же поклоном, жестом распорядителя бала, он и направил «желанных гостей» в столовую, а сам удалился, «чтобы отдать необходимые распоряжения». Скорее всего, для того, чтобы известить Мюллера о прибытии высокочтимого гостя.

Но, прежде чем исчезнуть за одной из ближайших дверей этого старинного, дворцового типа здания, он вновь с предельной вежливостью обратился к своему высокочтимому заключенному:

— После ужина вас, господин адмирал, удобно расположат в одном из кабинетов. Не извольте беспокоиться, — упредительно поднял он руку, хотя Канарис даже не пытался молвить какое-либо слово, — этим вы нас нисколько не стесните.

— Если вы так решили, — пожал плечами адмирал, хотя в душе был признателен бригадефюреру. — Жест, достойный генерала СС.

— Большинство учебных кабинетов сейчас свободно, поскольку почти весь личный состав школы, за исключением роты охраны и нескольких не пригодных к окопной службе офицеров-преподавателей, уже мобилизован на фронт. Сейчас туда занесут кровать — обычную, солдатскую, такую же, какая надежно служила вам в кабинете начальника абвера.

— Вам приходилось бывать в моем служебном кабинете? — удивился Канарис.

— К сожалению, не довелось.

— То-то я не припоминаю вас, генерал.

— Но был наслышан о нем от одного из ваших агентов, который какое-то время числился у нас кем-то в роли инструктора по вопросам контрразведки. Вы единственный из высоких чиновников рейха, кто предпочел отдыхать в своем кабинете не в глубоком кресле или на обширном кожаном диване, а в обычной солдатской кровати.[48]Такое, адмирал, не забывается.

«Знал бы я раньше имя этого болтуна-инструктора по вопросам контрразведки! — мысленно пожалел Канарис. — Вздернул бы на рее!»

Трюмлер хотел еще что-то добавить, но в это время в коридоре появился дежурный офицер и объявил, что его требуют к телефону: звонят из приемной шефа гестапо.

Прежде чем уйти, Трюмлер одернул китель и со странно высокомерным блеском в глазах осмотрел всех троих пришельцев.

— Этого следовало ожидать, господа, — едва заметно улыбнулся он, и тоже какой-то странной улыбкой.

И все же в представлении Канариса начальник школы был сама любезность, так что начало его странного заключения ничего плохого вроде бы не предвещало. И звонок Мюллера тоже не насторожил старого, дисциплинированного служаку: на месте шефа гестапо он точно так же поинтересовался бы судьбой затерявшегося где-то между столицей и Передней Померанией адмирала-арестанта. Убедив себя в этом, Канарис даже слегка приободрился.

9

Войдя в зал, Шелленберг увидел, что разделить вечернюю трапезу с Канарисом уже были готовы шесть-семь генералов и еще как минимум полтора десятка старших офицеров — очевидно, из армии резерва, поскольку имен большинства из них он не знал.

Поздоровавшись со всеми разом, шеф разведки СД молча, сосредоточенно прошелся взглядом по лицам и мундирам арестованных. Они все еще оставались при своих знаках отличия и регалиях и пока еще не побывали в руках следователей и костоломов гестапо, поэтому лишь немногие выглядели угрюмыми. Впрочем, даже самые тусклые взгляды арестантов оживились, когда им открылось странное видение в образах сразу двух столпов рейха — Канариса и Шелленберга. «…И что бы это могло значить?!» — прочитывалось в их глазах.

«Как же они завидуют тебе в эти минуты! — не без самодовольства подумал шеф разведки СД. — Как большинству из них хотелось бы в эти минуты оказаться на твоем месте! Но… каждому свое!»

Несмотря на то что адмирал Канарис с напускным воодушевлением отвечал на приветствие большинства представителей странной компании, вся эта, находящаяся пока что под домашним арестом в связи с покушением на Гитлера, армейская богема с куда большим интересом смотрела не на него, а на Шелленберга. Кто он такой — знали далеко не все. И даже когда Канарис представил бригадефюрера — не уточнив, однако, что тот не является арестованным, — на фамилию отреагировали немногие. Другое дело, что само появление здесь шефа внешней разведки СД, генерала СС вызвало крайнее удивление. Об арестах высокопоставленных чинов СС они пока что не слышали.