Читать книгу "В московском ополчении - Виктор Сергеевич Розов"

сыграть Кима, тем более что на его роль Жаркова к тому времени был введен дублер. Как назло, в этот вечер я не мог быть на спектакле – не помню, не то болел, не то где то выступал. А как мне хотелось видеть Олега в этой роли, я же мечтал, что именно он будет играть Кима! Я попросил жену непременно пойти на спектакль. И представьте, что Надя рассказала мне вечером: «Олег играл великолепно и сказал мне: «Надежда Варфоломеевна, я сейчас понял, что главное лицо пьесы – Ким»». Ефремов понял это не умом, а своей актерской сущностью. Впрочем, если бы Олег Николаевич играл какую-нибудь роль и без слов, все равно считал бы ее главной ролью в пьесе. И это его свойство замечательно! Дай Боже, чтобы все актеры в любой роли считали, что именно их роль главная в пьесе, и относились бы к ней соответственно.

* * *

Создан «Современник». Сыграно много ролей в театре и кино. Вон сколько таилось в этом худеньком юноше, беспечно шагающем вдоль черноморского побережья!

Но самое трудное дело было впереди. «Современник» цвел, был любим зрителями и критикой. И вдруг… Сидел я вечером дома. Звонок в дверь. Открываю – на пороге Олег Ефремов.

– Виктор Сергеевич, я к вам – посоветоваться.

Дело, очевидно, какой-то чрезвычайной важности, так как Ефремов к тому времени был уже не тот человек, который советуется с кем бы то ни было по пустякам, – уже советуются с ним. Проходим в кабинет.

– Садитесь, Олег.

– Мне предлагают возглавить МХАТ.

Эк хватил обухом по голове!

– Зачем вам МХАТ? У вас есть «Современник».

– Но, Виктор Сергеевич, гибнет главная театральная ценность страны. Нельзя же относиться к этому равнодушно.

– Да Бог с ней, с этой ценностью! Дело гиблое, не воскресишь.

– А я хочу попытаться.

– Вас съедят.

– Я знаю. Но хочу попробовать.

– Олег, – продолжал я, – есть время, когда грибы растут, а есть – когда не растут. И потом – «Современник»?

– Его возглавит Галя Волчек.

Нет, я не представлял себе театр «Современник» без его создателя и руководителя, и я любил этот театр давно и горячо. Но одно дело – я не представлял, а он – представляет. До глубокой ночи шел наш горячий разговор. Всеми доводами я старался убедить Ефремова не уходить из «Современника» и не пытаться реанимировать МХАТ. Должен напомнить тем, кто забыл, и рассказать тем, кто не знает, что в те годы МХАТ действительно переживал самый критический период своего существования. Произошло нечто ужасное. Зритель покинул этот когда-то священный храм искусства. Билеты в МХАТ продавались в нагрузку к билетам в театр «Современник». А?! Внутренний организм МХАТа сотрясался от междоусобиц. И хотя были еще живы крупнейшие мастера, но и они не собирали публики. Уж чего бы Олегу не пировать победу! А он не пировал, он искренне сокрушался. Была у меня тогда в голове недостойная и мелкая мысль: уж не соблазняет ли Ефремова такой высокий трон?

Ефремов ушел от меня около двух часов ночи. Запомнилось, как мы еще на лестничной площадке продолжали диалог и я крикнул: «Не делайте этого шага, Олег!». А он, уже спускаясь, ответил: «А я попробую!».

Я пишу эти строки с тем, чтобы признать свою неправоту и подчеркнуть силу Олега Ефремова. Видимо, в какой-то степени исчерпав свою фантазию в рожденном им «Современнике», создав плеяду прекрасных актеров, он не видел там дальнейшей точки приложения своих сил. А силы в нем бродили и бродили. И то, что он истинно страдал от разрушения МХАТа, я тоже вскоре понял.

Его назначили главным режиссером МХАТа, и началась битва Бовы-королевича. О, Олег умен, хитер, настойчив, целеустремлен – все качества лидера. Но началось с того, что один из славнейших и знаменитых актеров МХАТа сказал: «Ноги моей в театре больше не будет, пока этот мальчишка не уберется к чертовой матери!». Не знаю, была ли его нога в театре или нет, – может, и была, хотя бы два раза в месяц. Актер этот давно умер – мир его праху! Много счастливых минут он доставил зрителям своей блистательной игрой. Любил его и Станиславский. Но все меняется, и все проходит.

Недоброжелателей было больше, чем сторонников. Как там Олег Николаевич лавировал в создавшемся лабиринте внутритеатральных взаимоотношений, не представляю. Лично я от подобной ситуации бежал бы на край света. Он не бежал. Первые постановки Ефремова в МХАТе, конечно же, вызвали интерес, особенно у театралов. Сколько-нибудь резкого поворота к лучшему сразу не ощущалось. Ефремов, видимо, и не рассчитывал на чудо, на какую-то волшебную палочку. Теперь уже, глядя издали, можно понять, что перестройка театра шла не по линии его ломки до основания и постройки нового современного здания на старом месте, а скорее напоминала реконструкцию, при которой бережно сохранялось все уцелевшее, ценное, а обветшалое разваливалось и заменялось крепким новым. Но одно – иметь дело со строительным материалом: кирпичом, железом, штукатуркой, метлахской плиткой, другое – с живыми людьми. Опять-таки, признаюсь, я продолжал плохо верить в успех Ефремова.

– Если за четыре года не добьюсь успеха, – говорил мне Олег в тот памятный вечер, – брошу все и уйду, буду только актером.

Четыре года прошли. Заметных сдвигов не было. Так, кое-что мелькало. Но Ефремов не ушел с легендарного капитанского мостика. «Что там ему вдали мерещилось? Каким способом он произведет эту реконструкцию? – думал я. – Если не уходит, не отчаялся, значит, что-то видит вдали…»

Дело театральных историков – проследить, как шаг за шагом происходило обновление МХАТа. Теперь каждый видит, что реконструкция произведена, МХАТ обновлен, воскрес из руин. Я считаю это и подвигом, и чудом. А дальше… дальше еще любопытнее. Лидер повлек за собой лучших актеров страны. К нему в МХАТ пришли Евстигнеев, Мягков, Вертинская, Борисов, Табаков, Доронина, Смоктуновский, да всех и не переберешь. И от прославленных актеров старшего поколения МХАТа А.О. Степановой и М.И. Прудкина я слышал в адрес их главного режиссера много добрых слов…

Вместо послесловия. «Летят журавли»

…Я уже упоминал о том, как при свете крохотной коптилочки, можно сказать – от нечего делать, написал пьесу «Вечно живые»; сначала я ее назвал «Семья Серебрийских». Какой долгий путь она совершила к сцене!

Добавлю, пожалуй, что в то время, когда писал пьесу, среди домашних забот по хозяйству было выменивание водки на пшеницу. Вот как это происходило. Отцу на работе выдавали водку, а я на базаре нашел одного почтенного крестьянина, который всегда эту водку охотно