Читать книгу "Миллионщик - Анатолий Анатольевич Подшивалов"

жидкостями и проветриванием помещений, когда в них нет Георгия Александровича. Поскольку я сам проводил много времени с больным, мне пришлось принимать свой препарат для профилактики, чтобы самому не заболеть. Сказал, что письмо и рисунок Георгия надо прогладить с двух сторон горячим утюгом, прежде чем давать его детям.

– А мы отдали его Мишкину, – с беспокойством и даже страхом в голосе ответила императрица.

– Ничего страшного, когда его не будет дома, прогладьте рисунок утюгом и поместите в рамку под стекло, как будто хотели сделать ему приятное.

Все, дальше разговор пошел по существу. Сказал, что Георгий сейчас выделяет огромное количество палочек Коха – это видно по рисунку в эпикризе, подписанном мной, Алышевским и Ивановым. О каком-то прогрессе можно говорить, если нам удастся снизить бактериовыделение вдвое, а полное исчезновение бактерий (негативация мазка) может занять годы лечения. Все же я думаю увидеть эффект через полгода лечения, если его проводить правильно, не обливать больного водой температурой 10 градусов по Реомюру и не держать в холодном помещении – вот это точно вредительство.

– А кто обливал Джоржи холодной водой?

– Как кто, господин Алышевский назначил курс холодных душей, об этом есть запись в медицинских документах.

Молчание… потом Мария Федоровна встала и ушла, а мрачный император остался сидеть. Провожая императрицу, я встал, но царь жестом показал мне, что я могу сидеть, и сказал:

– Конечно, резко ты, купец, нарисовал картину и страшную, пощадил бы материнское сердце.

– Государь, я и так не до конца все рассказал…

– Говори мне все как есть, приказываю!

– У Георгия признаки распада верхушки левого легкого – именно оттуда идет поток бактерий. Видимо, там сформировалась полость, открытая в бронх, таких больных лечить трудно. В ВМА есть несколько подобных больных, которые получают второй мой новый препарат – тубецид. Из пятерых больных за год с небольшим двое скончалось, трое еще не закончили лечение. Сейчас посмотрим, сколько они выделяют палочек, тогда будет ясен прогноз. Алышевский, конечно, паршивый лечебник, но он отличный диагност. А вот Иванов – наоборот. Поэтому, что бы там ни говорил про меня Ясоныч, польза от него есть.

– А я уж хотел его жандармам отдать, пусть допросили бы с пристрастием не злоумышлял ли он на жизнь великого князя.

– Не стоит, государь, он еще пригодится, только к лечению его допускать нельзя, а лучше пусть хорошо обучит микроскопированию людей Иванова. Он уже по моей просьбе это изображал, но я не уверен, насколько хорошо военные врачи освоили этот метод. Кроме Алышевского, есть прозектор в Мариинской больнице, он еще лучше разбирается в микроскопии, вот его-то я бы и привлек, как человека незаинтересованного в результате лечения. Алышевский с большим гонором и ревнует к чужим успехам.

– Скажи, купец, Георгий умрет, вернее, скоро умрет?

– Состояние его достаточно тяжелое, но не критичное. Хотя, если бы я знал заранее о распаде ткани, я бы не обещал стопроцентного успеха. Реально – пятьдесят на пятьдесят, что он умрет в течение шести-семи лет, но если через полгода будет улучшение, а через полтора года мы будем видеть единичные палочки Коха, то Георгий имеет все шансы пережить многих ныне здоровых и прожить достаточно полноценную жизнь, иметь здоровых детей, но о флотской службе придется забыть, да и петербургский климат будет для него опасен. Крым – наилучшее место жизни для него.

– Спасибо тебе за откровенность, купец! Прошу тебя, не приказываю, а прошу, государи редко просят своих подданных – будь рядом с ним, он хорошо пишет о тебе, ему интересны твои рассказы и приключения. Даже если Бог рассудит забрать его у меня, я хочу, чтобы ты был рядом с ним до конца, обещаешь?!

Заверил императора, что сделаю все возможное и буду рядом с великим князем. Александр поблагодарил и сказал, что не требует, чтобы я все время сидел в Ливадии – у меня есть свои дела, завод, изобретения, но хотя бы раз в месяц-полтора я должен навещать Джоржи (великокняжеский поезд меня отвезет и привезет). Недалеко от его дворца для меня будет построена отдельная вилла с садом, так чтобы я пешком за 10 минут был у Джоржи. И дворец и вилла уже строятся и будут готовы к началу лета. Император спросил, выбрал ли я себе дом в Петербурге, я ответил, что да, на Екатерининском канале, возле Банковского моста. Царь удовлетворенно кивнул и сказал:

– Я тебе обещал мызу возле пруда, вон из окошка пруд виден, а за ним дом. В пруду караси. Будем ловить с весны?

Ответил, что будем, и царь сказал, что дом неспешно отремонтируют и подготовят к весне.

На следующий день я ездил на Обуховский и Путиловский завод. Оба они управлялись Советом директоров, но Обуховский был чисто казенным, а Путиловский – частным акционерным обществом.

Начал с Обуховского, там меня приняли настороженно, но, выяснив, что я не инспектор, а потенциальный заказчик, пригласили главного инженера и далее разговор пошел с ним. Для начала я спросил о паровых машинах для самолета Можайского, которые строили здесь восемь лет назад. Инженер объяснил, что он работает на заводе более пяти лет и о паровых двигателях для летательного аппарата слышит первый раз. Потом он вышел в приемную и, вернувшись, сказал, чтобы поискали в архиве какую-нибудь информацию, а также опросили старых мастеров в цеху, занятом сборкой паровиков. Пока что-то искали и узнавали, показал ему чертеж гусеничной машины и сообщил, что подал машину на привилегию, но от меня потребовали построить действующий образец. Инженер долго смотрел на рисунок, потом что-то считал, спросив про вес машины. Наконец высказал свой вердикт: стали, способной выдержать тяговое усилие на гусеничных сочленениях при весе машины более 10 тонн, не существует, поэтому решать вопрос со строительством нет смысла. Даже если потратить деньги и построить паровик, «бесконечная рельса» в сочленениях будет рваться через версту-две.

Показал ему чертеж ружья, но он сказал, что по такому эскизу действительно трудно понять, как это работает, скорее всего, нужно обратиться к тульским оружейникам. Потом подождали и попили чаю, пока не пришел заводской архивариус и сказал, что просмотрел чертежи с 1880 по 1885 год и не нашел паровика с такими характеристиками[103].

На Путиловском заводе мне сказали про гусеницы примерно то же самое и предложили скрепить звенья чем-то вроде рояльной петли, только большой, с крупными болтами. Представляю, как бы их срезало при попытке тронуться с места. Зато с ходу озвучили стоимость строительства трактора – сто пятьдесят тысяч рублей, причем сказали,