Читать книгу "Животное. У каждого есть выбор: стать добычей или хищником - Лиза Таддео"

свете более могущественной прослойки, чем мужчины этого возраста, обремененные деньгами, женами с хорошим вкусом и красивыми детьми. Семейные дома в Бриджхэмптоне и Нантакете. Бранчи.

Я не могла не думать о женщинах, которые отпускают своих привлекательных и богатых мужей в такие поездки по Чили и Аргентине, где их мужчины будут собираться вместе со стайкой двадцатилетних девиц у костра, и пить мате, и лазить по горам со всем нужным фирменным снаряжением. На одной фотографии была девушка-блондинка с изящными бедрами, одетая в радужные гетры, которая держала над костром колбаску на шпажке, наклонившись к огню, а позади нее стоял Бескрайнее Небо и смотрел. Эта картинка ожила в моем мозгу. Я видела их рядом друг с другом всю поездку, идущими в паре по каменистой местности. Я видела, как Биг-Скай помогает девушке перебраться через узкую речушку, трепеща от захватывающей влюбленности того рода, какая бывает в средней школе. Я видела седьмой день поездки. Он представлялся мне одновременно холодным и жарким; Бескрайнее Небо с блондинкой вместе были у костра, все остальные уснули, а они поочередно прихлебывали виски из термоса и тихонько смеялись. Биг-Скай принес толстое одеяло-серапе и укутал ее плечи так, как в тот вечер в баре набросил на мои плечи свою куртку.

Это был тот нелепый момент, когда я встала на сторону жены Бескрайнего Неба, словно мы с ней вдвоем сидели в Нью-Йорке, дожидаясь дома его возвращения. Вот ведь абсурд!

Я отправила Биг-Скаю сообщение: «Как делища, Монтана?»

И спустя целые сутки он ответил: «Адски клево чили полный улет».

Я сдулась. Это был конец. Я позвонила Вику. Сказала ему, что подумываю покончить с собой и не хочет ли он пригласить меня на ужин?

А теперь здесь была эта девочка – из-за того, что Вик сделал своей жене, из-за того, что Бескрайнее Небо сделал мне, из-за того, что мой отец сделал моей матери. Эта схема должна на тебе закончиться.

– Ты помнишь апрель? – спросила Элинор.

– Да, – сказала я. – Стояла прекрасная погода.

– Ты была с моим отцом?

– Мы каждый вечер ужинали вместе.

– И он оставался с тобой на ночь?

– Нет, – ответила я. Что было правдой, ибо к тому времени наши сексуальные отношения полностью прекратились. Вик просто сидел напротив меня, смотрел, как я ела, слушал, как я говорила.

– Почему же?

– Потому что я не хотела. Я была влюблена в другого мужчину.

– В другого женатого мужчину?

Я кивнула.

– Как ты стала такой ебаной шлюхой?

– Это длинная история.

– Я не хочу слушать твою длинную историю. Я хочу рассказать тебе об Ангилье. Моя мама пыталась покончить с собой.

– Что?

– Странно, что папа тебе не сказал. Это, мать твою, очень для меня странно.

– Он мне не сказал.

– Пожалуй, это и есть отвратительнее всего. Моя гребаная мамочка пыталась покончить с собой, потому что знала, что мой папа тебя трахает или что там еще, да не только трахает, но и оплачивает твои блядские ужины. На самом деле, мне кажется, именно это по-настоящему бесило маму. Все эти ужины. Две недели после его похорон она только и делала, что разбирала все отчеты по кредитным картам и искала в интернете рестораны, где вы бывали, проверяя, что вы оба заказывали.

Я почувствовала, как подступают к глазам слезы. Обидно было не за жену Вика, а за мою мать.

– О, так ты нам типа сочувствуешь? Ого! Круто. Тогда давай я нарисую тебе полную картину. Мы ужинали в «Пиканте», нашем любимом мексиканском ресторане. Было блядски непривычно находиться там без папы. И Робби, которому исполнилось к тому моменту три года – и ему навсегда осталось бы три года, ты ведь знаешь, что у него был синдром Дауна… так вот, Робби выделывался. Он швырнул в официантку вилкой. Вилка попала ей в лицо, и пошла кровь. Это стало для мамы последней каплей. Мы сидим там с гуакамоле из крабов, любимой папиной закуской, и Робби швыряет вилку в официантку, а мама просто глаз не может отвести от семейства за соседним столиком – молодых родителей с двумя маленькими детьми, мальчиком и девочкой. Прямо как у нас, вот только мальчик нормальный, а мама с папой такие счастливые и оба в хорошей форме. Хоть мой папа и не был типа самым красивым мужчиной на свете, мама всегда обращалась с ним, как с кинозвездой. В общем, она даже не извинилась перед официанткой. Мама оставила на столе комок банкнот и вышла, а я подхватила Робби, и мы поплелись за ней. Никто из нас так и не поел. Робби плакал и бил себя, а мама все шла вперед. Мы взяли такси и вернулись в наше бунгало. Потом поздно вечером я нашла маму в ванной, без сознания, на полу. В засранной ванной, которая даже не была красивой, потому что папа в последние пару лет снимал дом подешевле. Наверное, чтобы сэкономить деньги на оплату твоих ужинов и поездок в Мексику.

– Иисусе Христе, – прошептала я. Я помнила тот вечер, о котором говорила Элинор. Мы с Виком зашли на коктейли в тики-бар в Сохо, где напитки декорировали розовыми орхидеями и зелеными листьями шисо.

У Вика в кармане завибрировал мобильник, и он его вытащил. Говоря по телефону в общественном месте, мой босс всегда прикрывал рот ладонью. Полагаю, он делал это в первую очередь ради приличий, но, вероятно, дело было еще и в скрытности. Вик хранил столько тайн от всех нас.

Он поднялся и вышел за дверь бара. Вик отсутствовал минут десять. В это время я мрачно потягивала свой напиток и проверяла все возможные соцсети в поисках новой информации о каникулах Бескрайнего Неба. Его жена написала в «Фейсбуке» – Он дома! – и смайлик с поцелуйчиком, смайлик с шампанским и еще один, ванну с пеной. Интересно, будут ли они сегодня трахаться, гадала я. Я понятия не имела, как часто это случалось. Биг-Скай никогда не рассказывал о своей жене. Так же как и Вик редко говорил о своей. Жены изменников жили в отдельных комнатках с белыми лосьонами в толстостенных банках и мягким освещением.

Когда Вик снова вошел в бар, никаких явных признаков потрясения на его лице не было. Но все же он как-то изменился. Я не придала этому особого значения. Часто после пары порций спиртного в моем присутствии Вик начинал кукситься. Этот мужчина тратил за день столько энергии, пытаясь убедить меня, что желает мне только самого лучшего – даже если самым лучшим для