Читать книгу "Авалон - Александр Руж"

самого, знаю только я. В ссылке он занялся новыми разработками. Его навещал Тюкавин… они когда-то познакомились в Неаполе и с тех пор дружили… У Тюкавина были какие-то снадобья, которые он раздобыл, когда странствовал по Латинской Америке. А отец тогда параллельно с хирургией занимался психофизикой… или как там правильно?.. У него были наработки по внедрению в сознание чужой воли. Перепробовал разные методы, остановился на кинематографе. Говорил: когда-нибудь с помощью синема будут всему человечеству мозги прополаскивать. А если еще придумают, как его по проводам в каждый дом доставлять… Террибл!

– Получается, комбинацию с лишним кадром, свечами и музыкой придумали Тюкавин и твой отец?

Эмили зафыркала, как рассерженная кошка:

– Пф! У Тюкавина в хэде полторы извилины, куда ему! Папа все сам придумал, испытал на собаке, а она возьми и загрызи какого-то местного охотника… На отца это такое сильное импрэшн произвело, что он прекратил все опыты и пропал.

– Как это?

– Власть к тому времени поменялась, он уже не был поднадзорным. Уехал с Печоры, и с концами. Никто его с той поры не видел.

– И ты не знаешь, где он сейчас?

– Нет. Ни писем, ни звонков – ничего. Скорее всего, погиб где-то в тундре… Но Тюкавину перед тем удалось выкрасть его рукописи. Он привез их мне, умолял расшифровать. Я согласилась. Это было единственное, что у меня осталось на память о фазере.

– А Гловский? Он-то откуда взялся?

– Это приятель Тюкавина. Тот с ним в Колумбии познакомился, Гловский ездил туда в составе санитарной миссии по борьбе с какой-то эпидемией.

Вадим узнал уже немало, хотел бы спрашивать и дальше, но Эмили надоела игра в одни ворота, и она перехватила инициативу.

– Мне без хэлпа никак. Я теперь одна. От Гловского пришлось избавиться, у него в последнее время шарики за ролики заехали. Убил Самсонова, боясь, что через него выйдут на нас. Рвался и тебя прикончить, особенно когда узнал о твоих сверхспособностях. Кричал, что ты нас всех раскроешь. А я была против.

– Почему? Он же в итоге оказался прав… Вот я здесь, и мне почти все про вас известно.

Эмили ошпарила его кипучим взглядом. Карман ее платья оттягивал револьвер, это легко определялось по очертаниям провисшего тонкого ситца. Она, не таясь, достала оружие с навинченной на ствол втулкой глушителя, навела на Вадима.

– Я сказала себе: ты будешь мой. Неважно как. Если не захотел по-хорошему, значит, по-плохому.

Вадим не дрогнул. Отчего-то зрела уверенность, что она не выстрелит. Он ей нужен во многих своих ипостасях.

Он улыбнулся широко и бесстрашно.

– Что, не вышло запрограммировать меня, как Коломойцева? Р-решила действовать другими способами?

– Коломойцев – комариная личинка, – презрительно промолвила Эмили. – Нужен был для мелких поручений и информации, что творится в угро. Попался на обнаженку. Есть такие маньячные пиплы – им голый зад покажи, и у них уже слюни текут… Как у нашего Петрушки.

– Кто убил Дзержинского? Горбоклюв?

– Он. От меня мало что потребовалось: проводила его до Лубянки, а перед входом проиграла музычку и налепила на ладонь кнопку с отравленной иглой.

– А почему на Тюкавина эта музыка не действовала? Он же вместе со мной… и вместе с другими кино смотрел, свечной гарью дышал…

– У него было противоядие. Не удивлюсь, если такое же, как у тебя.

– Ты знала, что я защищен?..

– Предполагала. Но мне и не хотелось превращать тебя в марионетку. Ты не Коломойцев, не Зайдер… Я хочу, чтобы с твоей стороны это было сознательное решение. Выбирай. Уан, ту, фри…

Револьвер покачивался в ее руке. Нет, не выстрелит.

– Совсем спятила? Чтобы я помогал тебе уничтожать гордость страны? Заодно с контрой я никогда не был. И не буду!

Слишком высокопарно заговорил. Прорвало, ничего не сумел с собой поделать.

На лице Эмили отразились совсем не те эмоции, которые он ожидал увидеть.

– Уничтожать? Контра? О, пур бой! Как же ты далек от истины… Идем!

– Куда?

– Туда. – Она указала револьвером на отверстый лаз. – Ты же рвался посмотреть, что там такое?

«Хуже не будет», – подумал Вадим и подошел к люку, ведшему в подпол. Туда спускалась кирпичная лесенка, он сошел по ней и очутился в подвальчике чуть меньших размеров, чем размещавшаяся над ним мертвецкая. Подвальчик был разгорожен матерчатой кулисой, Вадим не видел, что за ней сокрыто. Зато на глаза попался большой шкаф, разделенный на секции, каждая закрыта дверкой.

– Кладовка, – дала пояснение Эмили, сойдя следом и захлопнув крышку люка. – Спроектировали и построили вместе с корпусом больницы полтораста лет назад. Планировали хранить на холоде медикаменты или еще что-нибудь, но не слишком удачное расположение – прямо под моргом. Больница разрослась, появились новые кладовые, а про эту забыли. Гловский наткнулся на нее случайно, оборудовал, поставил магнитный замок, провел электричество. – Эмили повернула выключатель на стене, зажгла лампочку. – Теперь о ней знаем только мы с тобой.

Вадим, не слушая ее, подошел к шкафу. Дверки были пронумерованы – от 1 до 30.

– «Я 13»! – соскочила с языка новая догадка. – Номера ячеек!

– Еще один балл в твой актив. А теперь открой. Любую.

Вадим наугад отворил одну из дверец. За ней стояла закупоренная медицинская банка, наполненная раствором, в котором плавал человеческий мозг.

– Мы убили этих людей в настоящем, – проскрипела Эмили, – чтобы сохранить их для будущего. Тюкавин получил доступ к их медкартам, узнал правду. Есенина не стало бы уже через полгода. У Фрунзе был букет болячек, организм изношен. Год-два – и туда же, в могилу.

– А Котовский? – спросил Вадим, не в состоянии отвести взгляд от банки.

– Злокачественная опухоль. Он никому не рассказывал, но есть рентгеновский снимок… Мы лишь избавили их от мучений.

– Надо же, какие добрые! Само человеколюбие…

– Не иронизируй. Мы ускорили процесс расставания с лайфом, чтобы в их мозгах не развились необратимые последствия. Теперь нэкст дженерэйшн получит их в целости и сохранности. Отец изучал опыты профессора Бахметьева по сохранению живых тканей с помощью глицерина и усовершенствовал его метод. Все это