Читать книгу "Никогда не было, но вот опять. Попал 3 - Алексей Борков"

минуту вернулась с какой-то склянкой и бинтом.

— Смажь ему ранку и забинтуй, — приказала Савватеевна Катьке.

Та послушно кивнула и стала осторожно накладывать мазь, чуть порозовев лицом, видимо от того, что приходилось прикасаться к моей голой ноге. Наложив мазь, она взялась за бинт.

— Подожди, Катерина. — остановил я Катьку и обратился к знахарке.

— Савватеевна, может бинтик приклеить чем-то, а то у меня завтра дел полно. Ходить много придется, а он опять сползет.

— Чем же я его приклею? — озадаченно спросила женщина.

Действительно, чем? Может клеем, которым накладную бороду клею. Нет! Ну его на фиг! Неизвестно из чего тот клей изготовили, попадет в рану и занесёт какую-нибудь инфекцию. Может мёд попробовать? Какой никакой антисептик и липкий, авось и удержит бинтик.

— А давай медом попробуем. Мёд же у вас есть? — предложил я.

— Медом? — удивилась знахарка.

Катька услышав про мёд прыснула в кулачок и не в силах сдержать смех, захихикала. Савватеевна посмотрела на нас обоих и, улыбнувшись, сказала:

— Катюша, принеси плошку с мёдом.

На этот раз бинтовать мою ногу взялась сама знахарка. Она смазала мёдом края бинта и ловко замотала его вкруг ранки. Я натянул штаны и, обувшись, походил по комнате. Бинт держался.

— Спасибо дамы! Я ваш должник. Катюха, ты в воскресенье оденься для полётов. Покажете с Архипкой класс.

— Оденусь. А вы разве не будете летать?

— Посмотрим. Ладно, пойду я.

— Что даже чаю не попьешь? — спросила знахарка.

— Не с чем. Мою порцию мёда ты мне на ногу измазала. А вас объедать я побаиваюсь.

И под смех знахарки с ученицей я выскочил на улицу и пошкандыбал домой.

Без весовых категорий, с добиванием лежащих, с ударами руками и ногами — старый английский бокс был боевой системой, направленной на уничтожение противника. Постепенно вводимые правила служили одной цели — чтобы развлечение продлилось дольше.

Глава 18

Новый день обещал быть интересным. События вчерашнего дня наверняка многим участникам доставили беспокойство и отгоняли желанный сон. Но собравшись под крышей нашего весёлого заведения все стали настраиваться на рабочий лад. Пока барышни готовились к выступлению, пока настраивалась скрипка и шнуровались платья припозднившихся актрис, можно было решить свои дела.

— Степан! Раз ты согласен под мою руку идти, то тебе надо обзавестись погонялом или позывным по-нашему. Будешь… — я помолчал соображая. — «Бугром» будешь.

— А чё это «Бугром»? — возмутился Стёпка.

— «Бугор» это бригадир, ну значит старший в бригаде, то есть в артели. Твои пацаны вроде как артель, а ты старший в артели, значит Бугор. — постарался я объяснить значение слова Бугор.

— Старший в артели говоришь. Тогда лучше «Шишка». Батька рассказывал, что когда он бурлачил, старший у них Шишкой звался.

— Ну если хочешь зовись «Шишкой», но я тебя буду звать Бугром.

— Ладно, — неожиданно легко согласился Стёпка. — Бугром так Бугром. Ты сказал, что мы будем артистов охранять. А где они?

— Кто? — не понял я.

— Ну, артисты эти!

Я удивлённо посмотрел на новоявленного Бугра. Он что, издевается? Но посмотрев, в не затуманенные интеллектом глаза последнего, понял — не издевается.

— Вон девки на сцене готовятся, — указал я. — Они и есть артисты, вернее артистки.

— Артистки? — удивился тот. — А мы думали…

— Артистки, артистки! — перебил я парня и, обратившись к Саре, насмешливо наблюдающей за моей вербовкой будущих бойцов моего невидимого фронта, сказал:

— Серафима Исааковна, вот молодой человек думает, что на сцене у нас не артистки, а женщины легкого поведения. Давайте продолжим смотр, докажем, что это настоящие артистки, а не то, что подумал он. Тем более, что девушки со вчерашнего дня отдохнули, можно немножко и поработать.

Лёгкая усмешка, промелькнувшая на довольно красивом лице женщины, сказала мне, что она в известной мере разделяет точку зрения Стёпки на её артисток, но и мое мнение тоже справедливо.

— Девушки быстро переодеваться. Арнольд ты тоже. Циля! — обратилась она к брюнетке в цыганском наряде. — Слова не перепутай.

Пока артисты и мадам вместе с Иванцовым занимались подготовкой к номеру, можно было выпить ещё одну чашечку ароматного чая с душистыми травами.

«Циля Фрейман — цыганские песни» — прочитал я в тетрадке, когда на сцене появилась жгучая брюнетка в нарочито цыганском наряде. Возле самых кулис Моня со скрипочкой, а с другой стороны Арнольдик наряженный цыганом с гитарой, а в глубине сцены три псевдоцыганки что-то изображают. Под пронзительные звуки скрипки и гитарный глуховатый перебор стройная и невысокая Циля Фрейман танцующей походкой вышла на середину сцены и, под кивок Мони, запела чуть хрипловатым низким голосом:

'Поговори хоть ты со мной,

Подруга семиструнная!

Душа полна такой тоской,

А ночь такая лунная!'

Я посмотрел на Иванцова, поскольку прекрасно помнил, что у Аполлона Григорьева стихотворение начиналось по другому, а именно:

«О, говори хоть ты со мной…»

Уловив мой взгляд тот кивнул мне: мол, учёл замечание и исправляю тексты. Кивнул, правда, с неким холодком и отчуждением. Что это он? А впрочем, молодец! Если он и остальные тексты приспособил под песни, то премию заслужил. Я постарался вспомнить, что там пела Марфа Кротова, но, к сожалению оригинальные тексты, что стали основой её репертуара я не помнил, но судя по тому, что мой слух они не резанули, то и над ними литератор поработал.

Между тем Циля с романсом справилась, на мой взгляд достойно, хотя и не избежала Мониного недовольства. Она даже изобразила нечто вроде очень короткой цыганской пляски, чем вызвала уже недовольство Арнольдика. Похоже права Серафима: придираются ребята к артисткам.

Открыв тетрадку, пометил: «Нужно сценическое имя, желательно нечто цыганское». Оглянулся на своё воинство. Блин! Сила искусства, как и красота — страшная вещь. Вот что было написано на их лицах большими буквами. Того и гляди фанатами станут.

Циля исполнила ещё два условно цыганских романса, девицы в глубине сцены попрыгали и покрутились в такт музыке и все ушли на перерыв, готовиться к последнему номеру — канкану.

Оглянувшись на Стёпку-Бугра и, отметив его живой интерес к происходящему на сцене, сказал:

— Я же тебе говорил, что артистки это. Вон как поют и пляшут. А вы тут с дубьём завалились, неужто бить их собирались?

— Да нет. Тебя хотели отметелить.