Читать книгу "Польский синдром, или Мои приключения за рубежом - Вероника Вениаминовна Витсон"

оказались две некогда жилые квартиры, и пан Тадеуш, будучи обладателем ключей от обеих, после долгих колебаний уступил Миреку ключ от меньшей. Там оказалась мебель, которую мы позаимствовали за неимением своей, прежде тщательно вымыв все без исключения предметы.

Мирек периодически срывался и в течение двух-трёх дней самозабвенно пил, погружаясь в свой мирок, словно в болотную трясину, потом неделями отлёживался в постели с тяжелого похмелья. Я терялась в догадках, но не могла понять, где и на какие средства он приобретает водку и вино?

Он обожал пить в одиночестве, но не из страстной любви к последнему, а исключительно из жадности.

Как-то, ещё живя у свекрови, я зажарила целого гуся к Рождеству. Но деликатес вдруг при таинственных обстоятельствах исчез вместе с блюдом, что было естественной причиной моего удивления, переросшего в безмерное, когда я обнаружила Мирека, спрятавшегося за тяжелой шторой в гостиной, и с остервенелой жадностью уничтожавшего гусиное мясо. Сему отменному аппетиту непременно позавидовал бы один из многочисленных сыновей лейтенанта Шмидта, сам господин Паниковский – великий любитель гусятинки.

Был ещё один двухэтажный дом напротив, где несколько квартир было вместилищем людей весьма странных. Некоторые из них причастны к ходу дальнейших событий, поэтому я не могу не затронуть их в своём повествовании.

Когда я впервые увидела выплывающую телегу из открытого двора напротив и разноцветную пожилую пани в длинных юбках, обвешанную сумками в заплатках, тянущую воз, первой моей мыслью было, что изобретательная и оригинальная Марыля Родович снимает свой новый клип, чтобы освежить и придать ещё большего колорита, знаменитому хиту – «Колоровы ярмарки». Но я вынуждена была сразу же свою догадку отбросить. По бокам воза, сплошь на поводках, резво бежали ещё здоровые маленькие собачки, тогда как больные, послушно сидели в повозке, а их остекленевшие от неведомой хвори глазки были наполнены скорбными слезами.

Я прилипла носом к оконному стеклу. Глаза разбегались от жалости, умиления и невозможности сосчитать пёсиков, облачённых в кокетливые платьица или забавные штанишки, видимо в зависимости от пола. Головки «девочек», которыми они беспрестанно вертели, были украшены яркими бантами, а мордочки «мальчиков» деловито выглядывали изпод кепи, тесёмками закреплённых на косматых шеях.

Разноцветная пани Гитана* выволокла воз на дорогу и, не меняя блаженного выражения лица, стала удаляться вправо в сторону парка при костёле. Прошло минут двадцать, и из левого переулка вывернул «Фольксваген» с надписью «Телевидение». Двери подъехавшей машины распахнулись все одновременно, а из них выскочили люди, вооружённые кинокамерами, с признаками боевой готовности на репортёрских лицах.

В это время с противоположной стороны, куда удалилась пани Гитана, показался пан Тадеуш. В моё приоткрытое окно донеслось несколько обрывков фраз, которыми телевизионщики перекинулись с паном Тадеушем, из чего не трудно было понять, что телевидение, прослышав о пани Гитане, приехало её снимать, чтобы учинить героиней какого-то нового проекта, но без предупреждения и её на то согласия. В конце концов, не капризная же знаменитость, а обыкновенная полоумная. Уже значительно позже я узнала, что пани Гитана, как я её «окрестила», выжила из ума от жестокого обращения мужа. Безжалостно выброшенная им на улицу, прожив долгие несколько лет на вокзале, она была наконецто замечена, и ей выделили отдельную квартиру. Настоящего имени безумной старушки никто не знал, так как она ни с кем никогда не разговаривала, обидевшись на весь мир и навсегда замкнувшись в себе.

Выяснив, что будущая «звезда» новой телепередачи, отбыла и возвратится неизвестно когда, репортёрские лица выразили короткое разочарование, а они сами, быстро исчезнув в машине, поспешно отчалили.

К вечеру уже ныла поясница, и помутился взор от беспрерывного шитья. Я примостила швейную машину на столе у окна, чтобы как можно дольше, до самой темноты использовать естественный источник освещения, но глаза всё равно ломило.

Моя старая машина, русская «Чайка» – была единственным предметом, привезённым из дому. Теперь ремесло швеи

* Испанская цыганка.

стало моим куском хлеба. Мне посчастливилось приобрести очень выгодную клиентку, молодую девчонку-модницу Касю, обожавшую быть неповторимой. Она заказывала массу вещей: от мини-юбочек и вычурных блузок до брючных пар, и я едва успевала выполнять её оригинальные полёты фантазии, которые она неумело пыталась изобразить на бумаге. Но мы понимали друг друга, и я сияла от счастья, что мой талант модельера-конструктора наконец-то востребован.

Расправив плечи, я решила, что не мешало бы сходить в магазин за продуктами. Настроение моё было безоблачным – вчера я получила от Каси двести злотых за сшитый мною брючный костюм с жакетом на подкладке, который безукоризненно облегал её стройную фигурку.

Ясно же, цена за работу мною занижалась, но не в этом дело. Я получала неимоверное наслаждение, творя; из куска материала создавалась одежда, на которую не стыдно прилепить метку любого известного кутюрье.

Мирек, как всегда, лежал, понуро уткнувшись в телевизор. Вместе с обязанностями жены я возложила на себя обязанности по его содержанию.

Выйдя во двор, я зажмурилась от яркого солнечного света, хотя усталое светило заметно клонило к западу. Даже душераздирающий скрип металлической калитки не вывел меня из себя.

Одновременно из противоположного двора вылетела расфуфыренная в пух и прах Мирка. Такой её я видела редко. Гораздо чаще она выглядела фатально. Мирка постоянно отиралась в каморке напротив, у пана Тадеуша и пани Ренаты, где они по ночам отрывались, как говорится у нас, по полной программе. Её востроносенькое личико улыбнулось мне из-под густого слоя макияжа. В свои пятьдесят пять Мирка сохранила стройную девичью фигурку и, наверное поэтому выглядела моложе лет эдак на пятнадцать, несмотря на свой беспорядочный образ жизни. – Чешьць! – пискнула Мирка.

Это у поляков своеобразный знак приветствия. Её писклявый голосок вполне соответствовал мордочке, в которой угадывалось что-то крысиное.

Мирка всегда была весела и беззаботна, мила и непосредственна. Мне страстно хотелось приобрести подругу. По складу весёлого нрава Мирка мне подходила, но я не только слышала, что она пьянчужка, но и видела, как её выносили чуть ли не вперёд ногами, еле живую, от моих соседей напротив. – Куда направилась? – взвизгнула она.

– В супермаркет в Урсусе, но не хочется одной, может со-ставишь компанию?

– Не могу, иду на работу! Через пять минут поезд, хоть быне опоздать, – пропищала Мирка.

Было около пяти часов вечера. Что за работа такая вечерняя, ведь мне было известно, что Мирка нигде не работает.

– Устроилась! Где? – воскликнула я с завистью. – Поздрав-ляю!

Мирка как-то странно на меня посмотрела, но, хихикнув, не сочла нужным ответить.

– Рискую опоздать! Поездом быстрей до центра! – запи-щала Мирка, вильнув задом