Читать книгу "Замок Эпштейнов - Александр Дюма"

Это была не галлюцинация: Максимилиан действительно видел Конрада, который, как и обещал, приехал в замок Эпштейнов навестить семейство лесника. Войдя в дом, он как раз успел отвести в сторону ружье Максимилиана, наделенное на смертоносный выстрел. Жизнь Эберхарда была спасена: его ранило, но не опасно.

Опомнившись, граф явственно увидел рядом с собой брата. Сначала он подумал, что это призрак, привидевшийся ему в кошмарном сне. Блуждающим взглядом он обвел комнату. Это была та же самая комната, но теперь в ней не было никого, кроме Конрада и его самого, Пол был забрызган кровью.

— Где Эберхард? — дрожащим голосом спросил Максимилиан.

— В комнате наверху. Успокойтесь: он ранен в плечо, и рана не опасна, — ответил Конрад.

— А Розамунда?

— Она пришла в себя и ухаживает за Эберхардом.

— Но вы, вы действительно Конрад? Вы изменились и постарели, как и я. Как вы очутились здесь? Что означает эта форма французского офицера?

— Да, я был когда-то Конрадом. Сейчас же перед вами генерал Наполеона. Когда вам станет лучше, я вам все расскажу.

— Так значит, вы живы? Мне не померещилось? Но та, другая?

— О ком вы говорите, Максимилиан?

— О той, которая стояла сейчас рядом с Эберхардом, одной рукой как будто защищая его, а другой угрожая мне.

— Да о ком вы? — встревожено переспросил Конрад.

— О, я узнал ее, — продолжал Максимилиан с блуждающим взором, — я узнал ее суровый, неумолимый взгляд. Я не мог ошибиться. Мне не миновать ее кары. Напрасно Эберхард просил, чтобы она сжалилась надо мной: мне не будет пощады.

— Я не понимаю, что значат ваши слова, — сказал Конрад. — Эберхард просил передать вам, что он прощает вас и будет молить за вас Бога.

— К чему? Все напрасно. Говорю вам, она была здесь, — тревожно сказал Максимилиан.

— Да кто «она»?

— Она — это возмездие, она — это кара, она — это Альбина! Пойдемте, брат, пойдемте отсюда! Разве вы не слышите голоса этой пролитой крови? Она вопиет о мести. Я словно пьян, пьян от убийства, которого чуть было не совершил, и от ужаса. Пойдемте! Я думаю, на свежем воздухе мне станет лучше, да, чистый воздух полей пойдет мне на пользу. Но мое дыхание может загрязнить его! О, проклятье мне!

— Не хотите ли вы увидеть Эберхарда и ответить прощением на прощение?

— Нет, нет! Я никого не желаю видеть. Я больше не отец, я больше не человек: отныне я принадлежу не земле, но аду! К тому же, что значит для него мое прощение? Прощение проклятого — это анафема! Пойдемте же, Конрад, уйдемте отсюда, прошу вас.

И Максимилиан вышел из дома Йонатаса так поспешно, что брат едва смог догнать его.

По пути граф спотыкался о каждый камень, лежавший на дороге, о каждую кочку. Увидев его, бегущего, с растрепанными волосами и блуждающим взглядом, можно было подумать, что за ним кто-то гонится: его преследовали угрызения совести, от которых человеку никуда не уйти.

Вскоре братья добрались до замка Эпштейнов. Максимилиан, как будто все еще чувствуя позади себя погоню, бросился в красную комнату, сделав Конраду знак следовать за ним. С испуганным видом он дважды повернул ключ в замке и задвинул все засовы.

— Теперь я в безопасности, — сказал граф, падая в кресло. — Ну вот, я уже окончательно пришел в себя и могу привести в порядок свои мысли. Но что это было со мной? Страшная действительность или лихорадочное видение?

— Увы! Все это было на самом деле, — ответил Конрад.

— Но ты, уверяющий меня в этом, не призрак ли ты сам?

— Моя жизнь таинственна, но я действительно живой человек, — сказал Конрад. — Я приехал в замок Эпштейнов, потому что пообещал это Эберхарду и Йонатасу. По воле случая, а точнее, Провидения, я появился как раз вовремя и успел отвести в сторону вашу руку и спасти вас от преступления, — и какого! — от убийства вашего сына!

— Но как это возможно? Как? — бормотал Максимилиан, все еще охваченный безумием.

— Вы бредите, брат, вы утратили ощущение действительности, и, чтобы привести вас в себя, я охотно расскажу вам мрачную историю своей жизни. Мы встретились с вами сейчас при необычных и страшных обстоятельствах, когда все смешалось, все привычные установления рухнули, поэтому, я думаю, нет нужды брать с вас честное слово, что вы сохраните эту историю в строжайшей тайне. В этом нет никакой насущной необходимости, но таинственная жизнь стала для меня привычкой, в известном смысле потребностью. Я жил, не считаясь с условностями, усвоенными мною в детстве, и люди обычно не понимали и превратно истолковывали те соображения, которыми я руководствовался в своих поступках. Мнение толпы могло бы с полным правом осудить и заклеймить все, что я делал, поэтому я предпочитаю не иметь другого судьи, кроме Бога, ибо он один может заглянуть мне в душу и увидеть, что мои намерения чисты. Кроме того, я полюбил ту таинственность, которая окружает мою жизнь, потому что, скрывая от людей мое прошлое, я и сам порой могу о нем позабыть. Конрад рассказал брату историю своей бурной и полной бед жизни. Начав серьезно, он закончил говорить в слезах. Максимилиан слушал его чрезвычайно внимательно. Лицо его понемногу приобрело спокойное и ясное выражение. Он вынул из своего дорожного баула бутылку крепкого напитка и выпил несколько стаканов.

— Спасибо, Конрад, — сказал он, когда брат замолчал. — Спасибо, вы вернули мне чувство реальности. Да, хотя ваша жизнь и необычна, хотя тот человек, которого вы сделали вашим двойником — личность загадочная, но, по крайней мере, слушая вас, я имел дело с человеком, которого знаю, который дышит и живет. Я сейчас был не в себе, Конрад, меня одолевали бредовые видения и детские страхи. Думаю, что это последствия припадка гнева, который я пережил. Я вам что-то говорил об Альбине, о привидениях, о мести, не так ли?

— Да, говорили, — ответил Конрад, удивленный резкой переменой, что произошла в Максимилиане.

— Боже мой, — мрачно усмехнулся граф, — это невероятно, но даже сильные души порой подвержены минутной слабости и страху. Подумать только: я, Максимилиан фон Эпштейн, допущенный в императорский совет, поверил в бабьи россказни! Должно быть, я смешон вам, брат?

— Вы внушаете мне жалость и огорчаете меня, — ответил Конрад. — Ваше неистовство и испуг потрясли и ужаснули меня, но едкая ирония и эгоистическое хладнокровие в такую минуту возмутительны, и это меня удручает.

— Ну-ну, — качая головой, сказал Максимилиан, которого не покидали сомнения и мрачные мысли. — Надо быть мужчиной и не поддаваться химерам. Я готов признать, что был не прав в своем гневе, и я благодарен Господу и вам, Конрад, за то, что вы не допустили убийства. Но, по правде говоря, я тогда не владел собой, этот молодой наглец возмутил меня до глубины души. Но вы говорите, он отделался легкой раной? Надеюсь, это послужит ему уроком и отныне он будет более покладистым. Что же до угроз мертвой Альбины и видений, в которых она являлась мне, то лишь мальчишка или глупец может все еще верить в это, но не я. Скажите мне, Конрад, вы, солдат Наполеона и выдающийся человек, скажите, ведь вы согласны со мной: эти видения и в самом деле обманчивы?