Читать книгу "Отсутствующая структура. Введение в семиологию - Умберто Эко"

в которой человек не собирается укрываться. Человек замечает, что пещера может выглядеть по-разному, но речь всегда идет о конкретной реализации абстрактной модели, признанной в качестве таковой, то есть уже кодифицированной, если и не на социальном уровне, то в голове отдельного человека, вырабатывающего ее и общающегося с самим собой с ее помощью. На этой стадии не составляет большого труда с помощью графических знаков передать модель пещеры себе подобным. Иконический код порождается архитектурным, и «принцип пещеры» становится предметом коммуникативного обмена.

Таким образом, рисунок или приблизительное изображение пещеры выступает как сообщение о ее возможном использовании и остается таковым независимо от того, пользуются пещерой на самом деле или нет.

II. 2. И тогда происходит то, что имеет в виду Ролан Барт, когда пишет, что «с того мига, как возникает общество, всякое использование чего-либо становится знаком этого использования»[167].

Использовать ложку для того, чтобы донести до рта пищу, – значит, кроме всего прочего, реализовать некую функцию при помощи орудия, которое позволяет ее осуществить, но сказать, что данное орудие позволяет осуществить эту функцию, – значит указать на коммуникативную функцию самого орудия: орудие сообщает об исполняемой им функции; тогда как тот факт, что некто пользуется ложкой, в глазах общества разворачивается в сообщение об имеющемся навыке пользования данным орудием в отличие от других способов принятия пищи, как то: еда руками или прямо из любой содержащей пищу емкости.

Ложка обусловливает и развивает определенные навыки принятия пищи и означает сам данный способ принятия пищи, а пещера обусловливает и стимулирует способность находить убежище, сообщая о возможности использования ее в качестве убежища. Причем и ложка, и пещера сообщают это о себе вне зависимости от того, пользуются ими или нет.

III. Стимул и коммуникация

III. 1. Следует задаться вопросом: а не является ли то, что мы именуем коммуникацией, просто совокупностью каких-то побуждений, стимуляцией?

Стимул представляет собой комплекс ощущений, вызывающих ту или иную реакцию. Реакция может быть непосредственной (ослепленный светом, я зажмуриваю глаза; стимул – это еще не восприятие, в нем еще не задействован интеллект, это моторная реакция) или опосредованной: я вижу приближающийся на большой скорости автомобиль и отскакиваю в сторону Но в действительности, в тот момент, когда начинает работать восприятие (я воспринимаю появление автомобиля, я оцениваю скорость его движения, разделяющее нас расстояние, уточняю место, где он на меня наедет, если я не прерву движения), совершается переход от простого отношения стимул-реакция к интеллектуальной операции, в которой имеют место процессы означивания: действительно, автомобиль отождествлен с опасностью только потому, что воспринят в качестве знака «автомобиль, движущийся с большой скоростью», и знака, который я могу понять только на основе имеющегося опыта, который мне говорит, что когда машина, двигаясь на меня, достигает определенной скорости, она становится опасной. И с другой стороны, если бы я опознал движущийся автомобиль по шуму на автостраде, этот шум следовало бы определить как индекс, и сам Пирс относил индексы к таким знакам, которые безотчетным образом сосредоточивают внимание на объекте, функционируя, тем не менее, на основе кодов и коммуникативных конвенций.

Вместе с тем бывают стимулы, которые трудно истолковать как знаки; свалившийся мне на голову кирпич побуждает меня – при условии, что я не потерял сознания, – к ряду действий (я хватаюсь за голову, кричу, разражаюсь проклятиями, отскакиваю в сторону, чтобы еще чего-нибудь не свалилось), хотя и не знаю, что именно на меня упало; следовательно, это стимул, не являющийся знаком.

Не дает ли и архитектура примеры подобных стимулов?

III. 2. Несомненно, какая-нибудь лестница воздействует на меня как обязывающий стимул: если мне надо воспользоваться ею, я вынужден соответствующим образом по очереди поднимать ноги, даже если мне не хочется этого делать. Лестница стимулирует подъем даже в том случае, когда, не видя в темноте первой ступеньки, я спотыкаюсь об нее. С другой стороны, следует не упускать из виду две вещи: во-первых, чтобы подняться по лестнице, я должен заранее знать, что такое лестница. Ходить по лестнице учатся и, стало быть, учатся реагировать на стимул, иначе стимул ничего бы не стимулировал. И во-вторых, только усвоив, что лестница понуждает меня подниматься (переходить с одного горизонтального уровня на другой), я признаю возможность такового ее использования и числю за ней соответствующую функцию.

С того момента, как я признаю в лестнице лестницу и прописываю ее по ведомству «лестниц», всякая встреченная лестница мне сообщает о своей функции и делает это с такой степенью подробности, что по типу лестницы (мраморная, винтовая, крутая, пожарная) я понимаю, легко или трудно будет по ней подниматься.

III. 3. В этом смысле возможности, предоставляемые архитектурой (проходить, входить, останавливаться, подниматься, садиться, выглядывать в окно, опираться и т. д.), суть не только функции, но и, прежде всего, соответствующие значения, располагающие к определенному поведению. А это подтверждается тем, что в случае trompe-l’oeil («обманки»), я готов совершить полагающееся действие, в данном случае невозможное.

Я могу не уразуметь назначения некоторых архитектурных функций (функциональных свойств), если я не различаю их в качестве стимулов (когда они перекрыты другой стимуляцией – подвал как убежище от бури), что не мешает мне оценить их эффективность с точки зрения коммуникации (значения безопасности, свободного места и т. д.).

2. Знак в архитектуре

I. Характеристики архитектурного знака

I. 1. Раз установлено, что архитектуру можно рассматривать как систему знаков, в первую очередь следует охарактеризовать эти знаки.

Сказанное в предыдущих главах располагает к тому, чтобы продолжать использовать те семиологические схемы, которых мы до сих пор придерживались, однако имело бы смысл проверить, насколько к феномену архитектуры приложимы другие типы семиологических схем. Например, пожелав использовать применительно к архитектуре категории семантики Ричардса, мы столкнемся с труднопреодолимыми препятствиями. Если к примеру рассматривать дверь в качестве символа, которому в вершине известного треугольника будет соответствовать референция «возможность войти», мы окажемся в затруднении с определением референта, той предполагаемой физической реальности, с которой должен соотноситься символ. Разве что придется сказать, что дверь соотносится сама с собой; обозначая реальность, дверь или же соотносится с собственной функцией, и в таком случае треугольник перестает быть треугольником, лишившись одной из сторон из-за совпадения референции и референта. В этом плане было бы затруднительно определить, к чему отсылает символ «триумфальная арка», несомненно означающий возможность прохода, но в то же самое время явно соозначающий «победу», «триумф», «торжество». Ведь тогда мы получим напластование референций на референт, к тому же совпадающий то ли со знаком, то