Читать книгу "Танец жизни. Новая наука о том, как клетка становится человеком - Магдалена Зерницка-Гетц"

две тысячи лет назад.

Глава 11

Танец жизни

При выполнении земляных работ для расчистки места под строительство нового музея современного искусства в центре Афин рабочие наткнулись на останки того, что, вероятно, было местом рождения эмбриологии. Проводя эту «эксгумацию» в 1996 году, строительная бригада обнаружила руины одного из первых университетов, Ликея, где Аристотель в IV веке до н. э. читал лекции о великом цикле жизни, от развития в утробе матери до превращения во взрослого и обратно к размножению [1].

Аристотель интересовался всем на свете и писал о физике, химии и космологии. Но больше всего он любил биологию. По некоторым данным, он препарировал и сравнивал анатомическое строение порядка тридцати пяти видов, включая сорокадневный человеческий эмбрион [2]. Исследуя эмбриогенез или, как он называл его, «становление», Аристотель говорил о «душе», но в более современном смысле одушевления жизни путем организации материи или обеспечения эмбриона набором функционирующих органов [3].

В своем труде «О происхождении животных» Аристотель описал то, как один человек порождает другого [4]. С учетом древности своих представлений он необычайно хорошо все понял. Джозеф Нидхэм в книге «История эмбриологии» [5] перечисляет одиннадцать идей Аристотеля в области эмбриологии, включая оспаривание преформизма (учения, утверждавшего, что изначально существует мини-версия полностью сформированного ребенка, который затем просто растет) и поддержку эпигенеза (учения о поэтапном формировании органов). Поскольку я сама увлекаюсь симметрией, мне нравится, что уже тогда Аристотель любил геометризировать животных шестью полюсами и тремя осями [6].

Арман Леруа, биолог-эволюционист, написавший книгу о необыкновенном вкладе Аристотеля в науку, заметил, что «Аристотель ответил, и ответил правильно, на вопрос о том, что является непосредственным источником дизайна, наблюдаемого нами у живых существ. Это информация, которую они наследуют от родителей» [7]. Удивительно, как ему удалось верно уловить суть во времена дремучих мифов и догм, господствовавших две тысячи лет назад.

Но, разумеется, Аристотель многие вещи совершенно не понимал [8]. Среди его ошибочных воззрений была идея о том, что женщины являются, как он выразился, «неполноценными» и отклоняются от мужской нормы, что пришло ему в голову после того, как он подметил женские черты у евнухов [9]. И непонятно почему (ведь это было легко проверить) он считал, что у женщин меньше зубов, чем у мужчин.

Со времени, когда Аристотель прогуливался среди садов Ликея, отношение к женщинам значительно изменилось. Однако эти изменения оказались недостаточными. В мире науки многим женщинам пришлось так долго добиваться заслуженного признания, что появился специальный термин «эффект Матильды» (названный так потому, что впервые этот феномен описала суфражистка и аболиционистка XIX века Матильда Джослин Гейдж), придуманный историком Корнеллского университета Маргарет Росситер, чтобы продемонстрировать предвзятость к достижениям женщин-ученых, чьи заслуги зачастую приписывались коллегам-мужчинам [10]. Примеры можно встретить во всех областях науки, и биология развития не исключение.

Сколько людей знает о том, что Нетти Мария Стивенс из колледжа Брин-Мар в Пенсильвании опровергла идею о том, что пол определяется окружающей средой (Аристотель советовал мужчинам зачинать сыновей летом), продемонстрировав, что за это ответственны X- и Y-хромосомы [11]? Обычно в качестве первооткрывателя половых хромосом упоминают ее коллегу и наставника Эдмунда Уилсона, несмотря на тот факт, что после смерти Стивенс от рака груди в 1912 году журнал Science упомянул ее всемирную репутацию [12].

Роль такого огромного количества женщин была маргинализирована или сведена к минимуму. Во Франции заслуга за открытую Мартой Готье в конце 1950-х причину синдрома Дауна перешла коллеге-мужчине Жерому Лежену. Полька по происхождению Мария Склодовская-Кюри в силу необходимости проводила свои исследования в Париже и стала первой женщиной — лауреатом Нобелевской премии 1903 года (по физике), но проиграла один голос, когда в 1910 году была выдвинута в члены Французской Академии наук [13]. На следующий год она получила Нобелевскую премию по химии, став единственным человеком, удостоенным этой премии в двух разных научных областях, но Академия отказывалась принимать первую женщину в свои полноправные члены на протяжении последующих семидесяти лет, пока в 1979 году ею не стала математик Ивонн Шоке-Брюа [14]. В Америке Джошуа Ледерберг получил Нобелевскую премию 1958 года, которую больше заслужила его жена Эстер Ледерберг за свои исследования в области генетики бактерий, включая открытие заражающего бактерии вируса [15]. Кэндис Перт, будучи аспиранткой в Университете Джона Хопкинса в Балтиморе, помогла открыть опиатный рецептор (место на поверхности клетки, с которым связываются в мозге эндорфины — собственные обезболивающие организма) и, как известно, протестовала, когда только мужчины разделили Премию Ласкера (часто рассматриваемую как предшественницу Нобелевской премии) за исследование этого рецептора и энкефалинов, еще одних связывающихся с ним обезболивающих [16]. И еще множество других подобных примеров, не считая, разумеется, тех, о которых мы никогда не узнаем.

Гонка

Когда я выхожу на утреннюю пробежку, мои мысли убегают в прошлое. Они проносятся сквозь мою жизнь и заставляют осознавать, что я больше всего ценю и сколько всего упускаю прямо сейчас.

Радость от открытия чего-то важного, о чем никто раньше не знал, встречи с чудесными людьми во время поездок по всему миру на конференции или для прочтения лекций, удовольствие от работы в блестящей команде и осознание того влияния, которое когда-нибудь окажут наши исследования, — все это мощные мотиваторы.

Я обожаю науку, но в ней есть свои трудности. Когда от ученых постоянно ждут каких-то восхитительных новых идей, одну за другой, это необычайно увлекательно, но что случится, если не сможешь вовремя до них додуматься? Есть беспощадное давление в виде необходимости решать научные проблемы, многократно перепроверять результаты собственных экспериментов и, ко всему прочему, всегда излучать энтузиазм, мотивирующий команду на работу, а спонсоров — на финансирование исследований, которые отнюдь не дешевы.

Большинство ученых вынуждены в сжатые сроки подготавливать множество заявок на гранты, чтобы иметь возможность продолжать исследования и платить зарплату своей команде, да и самим себе тоже. Для написания каждой заявки надо напрячься, чтобы объяснить все детали задуманного эксперимента, который, как вы надеетесь, поднимет науку на новый уровень, и непременно сопроводить это предварительными экспериментами, доказывающими, что ваша задумка в принципе реальна. Приходится объяснять рецепт успеха с точки зрения вашей наилучшей идеи, как вы к ней пришли и как собираетесь претворить в жизнь: как, прежде всего, будете искать подходящих людей, оборудование, реагенты, выбирать методы анализа и т. д. А на очереди — целый ворох бланков, ждущих заполнения. Это требует долгих дней и многих ночей, остается совсем мало времени на что-то другое.

Все эти усилия не зря, если через