Читать книгу "Длань Господня - Борис Вячеславович Конофальский"

каждый раз за них мне или волосы дерут, или лицо бьют. Как холопке.

— Вот как, а я думал, вы ей родственница какая-то, — чуть удивлённо произнёс Волков.

— Родственница-родственница, — продолжала Бригитт, — я ей сестра двоюродная. Только неправильная сестра, укладочная. Мамаша моя, родная сестра старого графа, опростоволосилась. Слюбилась с низкородным, совсем с низкородным, с ним сбежать хотела, да поймали их. С папаши моего, говорят, кожу спустили на конюшне, а мамашу в монастырь сослали. А меня потом граф из великой милости в дом взял, не то родственницей, не то холопкой.

— Вот как, значит, — повторил опять кавалер.

Ну, а что тут ещё можно было сказать? А вот Бригитт было, что добавить.

— Так и росла у них, и от Элеоноры я обид стерпела больше, чем от других её сестёр, так как те подобрее были, чем эта змея спесивая. — говорила она, беря его правую руку и кладя себе на грудь. — Так что всё равно мне, что Элеонора обо мне думать будет, лишь бы вы, господин, мною довольны были.

Грудь у неё небольшая, но формы идеальной, как раз ему под ладонь. Но нет, он её легко поднял, как дитя, и рядом на кровать посадил:

— Нет, пойду я. Просыпаться я должен в постели с госпожой Эшбахт, чтобы не было кривотолков ни у холопов, ни у людей.

— С госпожой Эшбахт, значит? — Вдруг со злой издёвкой спросила она и улыбнулась. — Может, вы и храбрец, как о вас сказывают, может, и воин искусный, да только не видите того, что под носом у вас. Слепец вы.

— И что же под носом у меня? Чего я не вижу? — Недовольно спросил кавалер.

— А то, что со змеёй вы в постели просыпаться хотите.

Волков только пренебрежительно рукой махнул, этот бабий вздор слушать ему не очень-то хотелось, он снова стал сапог искать возле кровати во тьме.

Тут она вскочила, хоть и темно в покоях, а видно волосы её пружинами, спиралями вьются вокруг стройного стана, даже в тусклом свете пламенеют дорогой медью. Движения её быстрые, ловкие, стала в одежде своей копаться и достала оттуда клочок бумаги:

— Вот, хотела вам отдать, ещё когда приехала, да вы заняты были со своими офицерами, не подступиться. Да и Элеонора меня от себя не отпускала.

Бригитт протянула ему бумагу.

— И что это? — Волков взял, но не разворачивал. Смотрел на красавицу, у которой из одежды были лишь рыжие вьющиеся волосы.

Бригитт схватила лампу и поднесла её к нему, сама примостилась рядом, подбородок положив ему на плечо:

— А вы прочитайте.

Он развернул лист. Лист был исписан самым мелким почерком почти полностью, в письме было много помарок и ошибок.

«Голубка моя сизокрылая, дня не проходит, что бы ни помнил я вас, арфа мне грустна и лютня мне не мила. Не беру их в руки, а коли беру, так только печальные мелодии родятся у меня. Граф просит веселить его за обедом новыми стихами, а у меня только грустные выходят. И всё из-за того, что вас, госпожа сердца моего, рядом нет. Плачу я ночами и не сплю, вспоминая те ночи, что были вы со мною рядом. Как подумаю я, что волею судеб отданы вы в чужбину, человеку свирепому и злому, который рыцарство своё вымучил лишь грубостью и жестокостью, как страдаете вы там, среди злых, грубых и низкородных людей его, так сна лишаюсь я сразу. А как вспомню я, что берет он вас в постели без любви и ласки, а только лишь грубостью и правом мужа, так я вскакиваю и от ярости и стоять не могу, хожу по покоям из угла в угол, хочу пронзить ему сердце тут же».

Волков оторвался от письма, посмотрел в темноту взглядом тяжёлым и мрачным и сказал:

— Ишь, какой! Прямо сердце пронзить хочет.

И продолжил чтение.

«И нет у меня мысли иной, как освободить вас от грубого человека. И освободить ценою любою. Как счастливо тогда мы зажили бы. Каждый бы день мог я ваши руки в своих руках держать, каждый день мог глядеть бы в глаза прекрасные ваши, и не было бы счастья для меня большего. Если вы так же страдаете, если вы жить не можете без меня, как я без вас, так напишите, готовы ли вы. И буду я думать, как освободить вас от грубого мужа вашего. Живу с помыслами только о вас, и в сердце у меня только вы.

Вечно ваш, Леопольд фон Шауберг».

Волков оторвал глаза от бумаги и поглядел на госпожу Ланге. Она сидела рядом с ним с видом гордым, ждала похвалы, но он не торопился её хвалить:

— Так вы не отдали Элеоноре Августе это письмо?

— Отдала, она уже сожгла его при мне, но перед тем, как отдать письмо, я распечатала его и переписала, это я писала.

— Распечатали? И она не спросила у вас, почему сургуч сломан?

— Спросила, я сказал, что неловка была, когда письмо прятала под корсет. Она мне поверила. — Отвечала госпожа Ланге.

Волков отвёл её спиралями падающие волосы от лица, поцеловал в висок. Погладил по спине и по заду. Похвалил её:

— Вы не только красивы, вы ещё и умны, Бригитт.

Хотя он не был уверен, что письмо это она не написала сама, не выдумала его, он ею был доволен. Очень доволен. Кажется, она была ему предана, как говорится, и душой, и прекрасным телом.

Она улыбалась от удовольствия.

— И что решила госпожа Эшбахт, ответ она ему уже писала? — Продолжил Волков, вновь начиная читать текст.

— Элеонора, хоть и глупой кажется, да не так глупа, — сказал Бригитт. — Элеонора знает, что если вас извести раньше, чем у вас наследник родится, так феод будет опротестован и вернётся в домен герцога.

— Это она вам сказал? — Спросил Волков, отрываясь от чтения и задумываясь.

— Она. — Кивала госпожа Ланге. — И тогда она останется без поместья. Прежде, чем вас изводить, нужно ей наследника родить. Законного. Тогда и поместье будет её, будет принадлежать вашему сыну по праву сеньората, ваш наследник станет вассалом герцога по наследству, а уже она может выходить замуж за кого захочет, и будет госпожой Эшбахта до совершеннолетия сына.

— Вот оно, значит, как, этот шут собирается стать господин Эшбахта? — Волкова начинала заливать ярость. Он стал ещё мрачнее, голос его стал холоден, а слова были словно тяжёлые камни. — И как же он собирается меня извести, на поединок позовёт? Неужели не побоится ссору затеять?

— К чему это ему, — Бригитт