Читать книгу "Введение в общую психологию: курс лекций - Юлия Борисовна Гиппенрейтер"

(узелок, коготь) и могут быть связаны с любым содержанием; иногда они более дифференцированы (система различных зарубок, узлов) и более тесно связаны с запоминаемым содержанием, представляя собой зачатки письменности. Но это различия, так сказать, второго порядка. Главное и общее состоит в том, что подобные средства-знаки фактом своего появления и использования порождают новую структуру запоминания как психического процесса.

Эту новую структуру Л. С. Выготский изображает с помощью следующей простой схемы (рис. 10).

Имеется некий стимул «A» и на него требуется дать ответ «B». (Эти термины звучат несколько старомодно, но они были традиционны для того времени.)

Итак, в случае запоминания «А» — это содержание, которое надо запомнить; «В» — воспроизведение этого содержания через какой-то период времени и иногда в другом месте. Предположим, содержание «А» сложное, и моих непосредственных способностей недостаточно для его запоминания. Тогда я «кодирую» его с помощью каких-то средств, например зарубок. Последние обозначаются как «X». По Выготскому, «X» — это дополнительный стимул, который связан с содержанием стимула «Л», т. е. является его знаком. Затем я использую этот «X», чтобы дать ответ «B». Тем самым я опосредствую свой ответ с помощью знака «X». «X» выступает как средство и запоминания и воспроизведения, или как психологическое орудие, с помощью которого я овладеваю процессами собственной памяти.

Ничего подобного нельзя представить себе у животных. Собака, когда-то наказанная палкой, рычит, снова увидев палку. Вполне естественно сказать, что она вспомнила ранее нанесенные ей удары. Но запечатление это произошло непроизвольно, и воспоминание также «всплыло» само собой, по простому закону ассоциаций. Непосредственная связь «А — В» (палка — удар) описывает натуральную мнемическую функцию, единственную форму памяти, которая есть у животных. Здесь нет и следа произвольности, которая возможна только при использовании опосредствующего знака.

Кстати, на примере памяти легко просматривается ограниченность натуральных функций животных и широта, если не сказать безграничность, возможностей человека, которые приобретаются благодаря опосредствованной структуре высших психических функций. Память животных ограничена, во-первых, объемом естественно запечатлеваемого материала, во-вторых, безусловной зависимостью ее от актуальной ситуации: чтобы вспомнить, животное должно снова попасть в те же условия, например увидеть палку.

Человеческая же память благодаря многим приемам опосредствования может вбирать в себя огромное количество информации. Кроме того, она совершенно освобождена от необходимости повторения ситуации запоминания: нужное содержание человек может вспомнить в любых других условиях благодаря использованию стимулов-средств, или знаков.

Вернемся к схеме на рис. 10. Чтобы убедиться в ее общности, необходимо рассмотреть какую-нибудь другую произвольную функцию. Л. С. Выготский берет в качестве другого примера выбор решения.

Если вы очень затрудняетесь, какую из двух альтернатив предпочесть, то оказываетесь в положении «буриданова осла». Согласно легенде стоит осел между двумя одинаковыми стогами сена на равном расстоянии от обоих: и один стог притягивает его к себе, и другой — с той же самой силой. Вот он и не может двинуться ни к какому из них. Так, можно сказать, и умирает с голоду.

Итак, у нас есть ситуация А — два стога. Непосредственно (по натуральным механизмам) она провоцирует два разных ответа: В1 и В2 (рис. 11, а). Силы, побуждающие к этим ответам, одинаковы по величине и противоположны по направлению. Они нейтрализуют друг друга. В результате осел остается в бездействии, ибо других, ненатуральных, средств решения у него нет.

Что же делает человек в аналогичной ситуации? Если варианты совсем равнозначны и в результате выбор уж очень труден, то дело может кончиться бросанием жребия. Вы заранее устанавливаете связь: «орел» — ответ В1, «решка» — ответ В2, а затем бросаете монету. Предположим, выпадает «решка», и вы делаете выбор В2 (рис. 11, б).

Бросание монеты есть «X»; это средство, с помощью которого вы овладеваете своим поведением, т. е. производите выбор.

Вы, конечно, можете возразить, что подобный способ принимать решения не очень похвальный. Более достойно было бы обсудить варианты, взвесить их, привлечь моральные соображения и т. п. Это все так, но и в этом случае мы снова сталкиваемся со средствами, только средствами особого рода. Жребий — это простое, редуцированное средство; рассуждения и соображения — сложные, включающие интеллект, мораль и пр. Но функции этих «средств» в обоих случаях одинаковы: обеспечить (опосредствовать) выбор решения. Одинакова и структура процесса принятия решения (схема на рис. 10).

Итак, в разобранных примерах мы видим одни и те же характерные черты особой структуры произвольных психических актов: человек сам вводит дополнительный стимул, который не имеет органической связи с ситуацией и потому представляет собой искусственное средство-знак; с помощью этого знака он овладевает поведением — запоминает, делает выбор и т. п.

III. Третью часть концепции Л. С. Выготского можно озаглавить «Генетические аспекты». Сделать логический переход от второй части к третьей позволяет вопрос: «А откуда берутся средства-знаки?»

Рассмотрим сначала культурно-историческое развитие человека, а потом онтогенез, развитие ребенка. Эти два процесса имеют принципиальное сходство.

Как вам уже известно, труд создал человека, общение в процессе труда породило речь. Первые слова обеспечивали организацию совместных действий. Это были слова-приказы, обращенные к другому и направляющие его действия: «сделай то», «возьми это», «пойди туда» и т. п. А что произошло потом?

Потом произошло принципиально важное событие: человек стал обращать слова-приказы на самого себя! Из внешне-командной функции слова родилась его внутренне-организующая функция. Человек говорит себе «встань» — и встает; он говорит себе «я должен это сделать» — и делает.

Итак, возможность приказывать себе рождалась в процессе культурного развития человека из внешних отношений приказа-подчинения. Сначала функции приказывающего и исполнителя были разделены, и весь процесс, по выражению Л. С. Выготского, был интерпсихологическим, т. е. межличностным. Затем эти же отношения превратились в отношения с самим собой, т. е. в интрапсихологические.

Превращение интерпсихологических отношений в интрапсихологические Выготский назвал процессом интериоризации. В ходе него происходит превращение внешних средств-знаков (зарубки, коготь, жребий, громко произнесенное слово) во внутренние (образ, элемент внутренней речи).

Идея интериоризации — второе рассмотренное нами фундаментальное положение теории Л. С. Выготского. Первое — опосредствованная структура высших психических функций (наш II п.) и второе — интериоризация отношений управления и средств-знаков (наш III п.).

В онтогенезе наблюдается принципиально то же самое. Л. С. Выготский выделяет здесь следующие стадии интериоризации. Первая: взрослый действует словом на ребенка, побуждая его что-то сделать. Вторая: ребенок перенимает от взрослого способ обращения и начинает воздействовать словом на взрослого. И третья: ребенок начинает воздействовать словом на самого себя.

У Выготского есть очень интересное исследование одной из форм детской речи, которую впервые описал Ж. Пиаже.