Читать книгу "Ущелье Печального дракона (сборник) - Валерий Никитич Демин"

Перемена.

— Я вот что считаю, мальчики, — у Лаймы точно пробудилось второе дыхание; голос звучал хотя и устало, но твердо. — Сколько можно бередить эту рану? Неужто наши вопросы что-нибудь облегчат? Или прояснят? Не станут ли они новой пыткой? Вы подумали об этом?

С трех экранов ответили разом:

— Но он ведь сам выбрал тему (Азмун).

— Что же ты предлагаешь? (Вадим).

— Смотря как спрашивать (Батыр).

Разноголосица придала Лайме еще большую уверенность:

— И потом, — категорично продолжила она, — пора собираться вместе. Вы ведь не слышите друг друга. И мне поневоле приходится управлять не только клавишами. А это, подозреваю, не каждому по душе.

— Почему же? — на этот раз ответил один Батыр и смешался.

— Мне самой во всяком случае не по душе, — выручила его подруга, — Так что мы скажем Тариэлу? Только, мальчики, — по одному, пожалуйста. Азмун?

— Говори, что думаешь.

— А остальные? Я же — координатор и должна сообщить общее мнение.

— Скажи, что его пока нет.

— Хорошо же мы тогда будем выглядеть в его глазах. Первый урок — а группа не нашла общего языка.

— Но если это в самом деле так, и я с тобой не могу согласиться.

— Значит, по-твоему, мы вправе судить Учителя?

— А по-твоему мы вправе, получив задание, отказаться от его выполнения?

— Не лучше ли выяснить, что хочет Тариэл? — вмешался Батыр, — может быть, некоторые вопросы просто не встанут?

— Есть один главный вопрос. — сказал Вадим. — И его никому не обойти: почему погибла экспедиция на Муаровую планету. Он будет неизбежно вставать всякий раз, пока не будет найдено решение. Хотим ли мы этого или не хотим — проблема существует и она не будет давать покоя ни нам, ни Тариэлу, ни остальному человечеству независимо от того, какое конкретное задание у нашей группы. Но Батыр все-таки прав, сначала надо до конца выслушать Учителя, а потом попытаться нащупать общую позицию. А пока, мне кажется, каждый должен быть готов отвечать сам за себя. Никто никого не собирается судить. Но каждый вправе иметь собственное мнение. Если бы в жизни существовали только общие точки зрения, все бы давно заболотилось и покрылось тиной: Думаю, Лаймочка, не беда, что у нас пока разные мнения. Так и скажи Тариэлу. Мы-то будем тоже на связи. Если потребуется, — он переговорит и с нами.

Встреча: 10–15.

Тариэл был рад, что ему не придется оставаться до конца заседаний космологической комиссии. Итоговое заключение уже вырисовывалось в общих чертах. Как и следовало ожидать, оно мало чего проясняло, а скорее еще больше запутывало, поскольку появлялся целый воз новых предположений и гипотез, облаченных в пышные математические одеяния, — отчего все теоретические выводы выглядели хотя и правдоподобными, но зато и чересчур неопределенными, допускавшими какие угодно истолкования.

Космологов вообще испокон веков почитали за чудаков. Все они постоянно пребывали в каких-то непрерывных распрях и каждый непременно принадлежал к одному из непримиримых кланов — стационаристов, эволюционистов, пульсационистов, катастрофистов и т. п. Была даже одна школка, правда — немногочисленная, которую за глаза именовали «шиворот-навыворот».

Каждый здравомыслящий человек понимал, что реальная Вселенная на белом свете всего одна, поэтому и истинная космологическая модель, правильно отображающая эту единственную Вселенную, тоже могла быть всего одна. (Тариэл в таких случаях всегда вспоминал слова Герцена: «Наука одна; двух наук нет, как нет двух вселенных»). Совершенно очевидно, что множество различных и нередко взаимоисключающих теоретических моделей Вселенной не могли быть одновременно истинными.

Не хуже других понимали это, видимо, и сами космологи, но тем ожесточенней и изощренней становилась их взаимная критика и выискивание друг у дружки слабостей в аргументации и скороспелостей в суждениях. Но самое удивительное (за что космологов не просто терпели или уважали, но и считали незаменимыми), заключалось в том, что в самых труднейших и, казалось, безвыходных теоретических ситуациях спасительное решение в самый последний момент, как ни странно, нередко приходило от космологов. Какие-нибудь совершенно неудобоваримые представления о пузырчато-бородавчатой структуре вакуум-пространства или сумасшедшая математическая формула, обращавшая бесконечность в нуль, — вдруг оказывались теми основаниями, которые позволяли связать воедино самые что ни на есть несвязуемые вещи. Ото всей этой научной каббалистики на версту веяло мистицизмом, не находившим никакого рационального объяснения. И за космологами прочно закрепилось звание чудаков.

Вот почему Тариэл с легким сердцем еще до начала заседания уведомил председателя, что интересы педагогической деятельности требуют его вылета в Астроград, но, если потребуются дополнительные консультации, он всегда к услугам комиссии. Он рад был также, что избавляется от нужды разговаривать с детьми на расстоянии: беседы даже по каналам объемной связи создавали неизбежный психологический барьер. А ему предстояло налаживать с учениками непринужденные и доверительные отношения.

На какое-то время они становились его детьми и, как бывает обычно в кругу семьи, ему хотелось прежде всего поделиться своими думами и тревогами, узнать мнение, послушать советы близких людей. В такой задушевной обстановке воспитанники перестанут дичиться и получат несравненно больше, чем при общении с экранным изображением Учителя.

Последний сеанс связи — и впредь он не намерен отпускать их от себя до следующих каникул. Они выберут какой-нибудь безлюдный и незнойный уголок в лесу или в горах и улетят туда на целый месяц. Будут помогать чабанам или пчеловодам (кто уж окажется поблизости), носиться под облаками, слушать музыку, читать «Махабхарату» (или какую-либо другую длиннющую книгу), а заодно решать и собственно учебные задачи. Ибо только взаимопонимание позволит достичь той главной цели, ради которой он согласился стать Наставником.

Он снова почувствовал эту отчужденность, создаваемую техникой, когда на экранах появились удрученные лица детей. Даже никогда не унывающий Азмун напряженно сжимал губы.

— Что пригорюнились, ребята, — Тариэл первым прервал затянувшуюся паузу.

— Мы? Мы — ждем. Ждем вопросов, — замялась Лайма.

— Вот так раз, — удивился Тариэл. — Разве не наоборот?

— Да. Конечно, — совсем смешалась девушка. — Но у нас пока нет никаких вопросов.

— Значит, все ясно?

— Ничего не ясно! — вмешался Азмун.

— Так спрашивайте.

— У нас нет единого мнения, — решилась наконец Лайма.

— Единого мнения? О чем?

— Относительно вопросов…

— Не понимаю.

— Нам не хотелось бы, — на помощь Лайме пришел Батыр, — чтобы наши вопросы причинили новую боль, и предпочитаем пока ни о чем не спрашивать. Попробуем по возможности разобраться самостоятельно.

— Вот оно что. — Тариэл ощутил, как его обдало теплотой признательности. — Спасибо, ребятки. Но от этого никуда не денешься. Правде надо смотреть в глаза. Поэтому отбросим-ка все сомнения и вспомним о наших обязанностях. Я только что с заседания очередной комиссии. Уже скоро год, как ежедневно приходится отвечать на десятки, а то и сотни вопросов. Не думайте,