Читать книгу "Любовь без розовых соплей - Алена Нефедова"

И грудь по требованию. Никакого расписания. Если ребенок хочет есть, хоть в прыжке, мама, останавливайся и вытаскивай то, что мы хотим немедленно.

Зато Дарья Даниловна растет спокойным, совершенно довольным окружающим ее мирком ребенком. Она не хнычет, не кричит, а спокойно, но требовательно агукает и гулит. Бабушке расплывается в довольной улыбке, с дедом заразительно хохочет, а со мной… общается на серьезные темы.

«Мам, а мам, а сегодня твое молоко будет с каким вкусом?»

— Солнышко, молоко пока будет по-прежнему сладким, потому что твоя мама кушает только то, что ей разрешил врач. Чтобы у тебя животик не болел.

И поэтому я вешу даже меньше, чем до беременности. Только поясницу аж ломит от непривычной тяжести налитой молоком груди. Молочная оказалась коровка твоя мама.

«Мам, я же говорила, что мне не нравится эта распашонка, сними ее, а то рассержусь».

И я снимаю распашонку, в которой моя мышечка постоянно ерзает и недовольно кряхтит, и откладываю ее в сторону. Раз ребенок чувствует себя в ней неуютно, надо прислушаться.

«Мам, а почему у деда с бабой волосы не такие яркие, как у тебя?»

— Это оттого, что дедушка и бабушка постарше меня, и у них уже много седых волос. А мама у тебя еще молодая. И, как говорит… один человек, все еще красивая.

«Мама, а мам, а этот человек… который папа, он сегодня приедет?»

— Ох, детка…

До случайной встречи в парке, до того длинного, сложного даже не разговора, а монолога, почти исповеди, на которой я выложила Данилу о себе и своем прошлом вообще все, призналась во всех своих грехах, вывернула душу наизнанку, наши выходные ничем не отличались от будней. Все сливалось в сплошную череду одинаковых утро-день-вечер-ночь-и-снова-утро. Теперь же…

Он каждые выходные предлагает.

— Поехали со мной.

И каждый раз я отвечаю «нет».

Я знаю, что поступаю эгоистично.

Что он может подумать, будто я страшусь трудностей, которые меня ожидают, если я уеду в чужой город и буду лишена помощи бабушки и дедушки.

Но дело не в этом.

А в том, что, ни на секунду не сомневаясь в его всепоглощающей любви к дочке, я не нахожу в его жизни места для себя.

Вернее, нахожу. Всего лишь в качестве матери его ребенка.

Он почти не смотрит мне в глаза. Редко разговаривает напрямую, предпочитая общаться вроде как через дочку. Не прикасается.

И я его понимаю.

Он ничего не может поделать с тем, что именно я родила его первенца.

Но точно так же ничего не может поделать с тем, что я, мать этого первенца, оказалась такой испорченной, грязной, неверной.

Мне трудно представить, что мужчина, узнав, что женщина, носящая под сердцем его ребенка, спала с другим, просто скажет: «Ну, окей. Проехали, забыли».

Такое не забывается. И, скорее всего, не прощается.

Он скоро привыкнет. Скоро ему надоест тратить свое драгоценное время на такие частые визиты и такие щедрые подарки.

А я пока не препятствую его свиданиям и общению с дочкой. И не собираюсь ни в чем упрекать. И буду искренне рада, если он найдет свое счастье с кем-то другим. С какой-нибудь девушкой, типа его жены Лизы — нежной, светлой и… чистой.

— Как фамилия этого муда… гуру? Ну, того, который… — Данил, скривившись, как от горькой пилюли, сглатывает.

— Мартынов. Владимир Иванович Мартынов, — равнодушно отвечаю я. Равнодушно, потому что у меня уже нет сил на эмоции. Все выплеснула в том длинном признании. В той горькой исповеди.

Чего я ожидала? Какой реакции на свои признания?

Что он погладит меня по головке? Что обнимет и успокоит? Пожалеет?

Он сидит с закрытыми глазами и изредка задает вопросы. Где. Когда. Имена. Названия улиц, где Володя снимал залы для лекций. Не знаю, зачем ему это надо. Может, просто чтобы не молчать?

— Прости. Я не знаю, что тебе сказать. Я должен как следует все обдумать, — говорит он в самом конце. — И мне… жаль.

А я нахожу замечательный повод прекратить этот душевный стриптиз.

— Данил, мне пора покормить Дашу, она уже чмокает и хмурится.

Он спохватывается и предлагает свою помощь. Но в кормлении ребенка мне помощь не нужна. Она требуется мне самой.

Лично мне. Мне нужна помощь и защита от его пристального взгляда, которым он, кажется, прожигает насквозь мою грудь. Ту, которую сосет Даша. Ту, которая стала такой тяжелой, непривычно большой, тугой от скопившегося молока. Наверное, это не очень красиво.

И я прошу его отвернуться. Потому что такой взгляд будит во мне напрасные надежды.

Напрасные, потому что кроме жалости в его глазах я не вижу там других эмоций.

Ему жаль меня.

А я хочу другого.

Поэтому отвечаю «нет».

* * *

— Джин, а почему ты так редко приезжаешь в город? — спрашивает однажды Стив, с которым мы регулярно треплемся по телефону.

— Скоро начнется сессия, вот и будет повод. А так мне там особо нечего делать, — отвечаю я.

— Что-то мне подсказывает, что это не единственная причина, — замечает мой друг. Да, из босса он понемногу превратился в друга. Даже несмотря на ту его неловкую и принесшую только разочарование попытку помочь Шону сблизиться со мной. Я его простила. И он, я уверена, больше не повторит подобной ошибки. — Но ты можешь не беспокоиться. Он уехал. Не только из города, но и из страны. Передал все дела новому руководителю и уехал. Во Вьетнам. Там как раз начинается какой-то новый проект.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Что ж, удачи ему, — искренне желаю я. И так же искренне с облегчением выдыхаю.

Страстное нежелание когда-либо видеть этого человека подспудно действительно влияло все эти месяцы на мои планы. Я каждый раз старалась подгадать посещение врача таким образом, чтобы совершенно точно не столкнуться ненароком с Шоном. И маршрут выбирала каждый раз такой, чтобы не ездить и не ходить по тем местам, где он может быть.

Судьба была милостива ко мне.