Читать книгу "Последняя гостья - Меган Миранда"

Мне требовалось поговорить с кем-нибудь, кто был тогда там и все видел. Может, с Коннором. Вот только всех тонкостей он не понимал. Не знал мир Ломанов от и до.

Но был и кое-кто еще. Тот, кто присутствовал там. Кто все видел. Кто, как я считала, представлял опасность из-за того, что заметил.

И кто в конечном счете не вернулся.

Глава 22

Однажды Сэди сказала, что никогда не знала, кому можно доверять. Не знала, вправду ли с ней хотят дружить из-за того, что представляет собой она сама. Не знала, что именно привлекает окружающих — она или ее фамилия. Та жизнь, которую я наблюдала с окраины Литтлпорта. Некие перспективы и обещания.

Когда-то в закрытой школе она была влюблена в одного парня. В первое лето она рассказывала мне о нем так, будто нашептывала волшебную сказку. Но он жил за границей, и после окончания учебы они расстались; он не вернулся за ней. С годами я услышала и другие имена, воспоминания о студенческих годах. Но никогда она не произносила их тем же пылким шепотом, с тем же блеском в глазах, с верой в то, что она любила и была любима.

«Мне повезло найти тебя», — сказала она, когда кончилось наше первое лето.

А я считала, что повезло мне. Монетка, подброшенная в воздух, одна из сотен, из тысяч, и я упали ближе всех к их дому. Я стала той, кого она выбрала, когда ей это понадобилось.

Как мне повезло найти эту девчонку, смотревшую на меня так, будто я совсем не тот человек, каким была всегда. Девчонку, которая посылала мне подарки на день рождения или просто так. Которая звонила, и я слышала в той же комнате чужие голоса, или поздно ночью, когда я слышала только тишину и ее голос. Которая доверяла мне и интересовалась моими мыслями: «Ну и какого мы об этом мнения?»

Она стала моей семьей. Постоянным напоминанием, что я больше не одинока и она тоже. Мне хватало ума понимать, что эта благодать не может длиться вечно, но с ней забыть об этом было слишком просто.

Каждое лето из года в год я была всем, в чем она нуждалась. А потом появилась Лусиана Суарес.

* * *

Когда той первой ночью у бассейна я поднимала вместе с ними тосты за лето, всякий раз, стоило мне поднять глаза, как я обнаруживала, что Лус наблюдает за мной.

Она объяснила мне, что знакома с Сэди и Паркером много лет, что их семьи дружат с тех пор, как они вошли в подростковый возраст, хотя никто из них и не учился вместе. Как будто дала мне понять, что ее отношения с Ломанами превыше моих, даже если судить исключительно по фактору времени.

Лус получила диплом магистра незадолго до того, как приехала вместе с Ломанами в начале лета. Выход на новую работу она отложила до середины сентября. Все равно ей переезжать, сказала она. Из студенческого жилья поближе к больнице, куда она устроилась терапевтом-реабилитологом.

Все, что она мне рассказала, сейчас пришлось кстати. Мне понадобилось лишь десять минут, чтобы просмотреть списки сотрудников нескольких больниц Коннектикута, прежде чем я увидела ее имя — Лусиана Суарес, прием с понедельника по пятницу, с 8:30 до 16:30.

Я нашла на карте ее больницу, потом ближайший отель, где забронировала самый дешевый номер, какой только нашелся в отелях этой сети, хорошо знакомой мне, — и все это не сходя с переднего сиденья машины, которое оказалось подходящим для этой цели местом, ничем не хуже любого другого.

Город я покинула, даже не заскочив по пути в «Шиповник». При мне была лишь сумка, а в ней — клочок бумаги со списком имен и номерами счетов да флешка Сэди. Коробки, мешки, мой ноутбук, ключи — я оставила все. Может, было даже к лучшему, что оставила.

Мне представлялось, как кто-нибудь найдет эти вещи в следующем сезоне, если я так и не вернусь. И задумается о том, что стало со мной. Соберет сплетни, разузнает о девчонке, помешанной на Ломанах. Которой наверняка было что скрывать.

Точно так же мы состряпали историю Сэди — девушки, которая хотела умереть.

Эта мысль побудила меня вновь позвонить Коннору — просто чтобы хоть кого-нибудь предупредить, — но он так и не отозвался на звонки. Я задумалась, не оставить ли сообщение, понимая, как это будет выглядеть, но, с другой стороны, свидетельства моим звонкам ему уже имелись. Вдобавок детектив Коллинз видел нас вместе.

В стремлении узнать правду нет ничего предосудительного.

— Привет. Не видела тебя сегодня утром на пристани, но хотела сообщить, что уезжаю из города. — Я не знала, какой еще информацией поделиться — о перечислениях, о банковских счетах, флешке в моей сумке? Не знала, можно ли доверять моему чутью или самому Коннору. Но Коннор был знаком с моей бабушкой. Знал моих родителей. И неизменно, всегда превосходил меня умением вглядеться и заметить нечто новое. — Я тут попыталась выяснить, в каком банке открыты эти счета, — я перевела дыхание. — Узнала, что один из счетов принадлежал моей бабушке.

И я покатила прочь из Литтлпорта — по многолюдным улицам центра, в гору и прочь от пристани, по серпантину горных дорог, с нарезанным ступеньками тротуаром, мимо зелени и голых обочин, вдоль которых попадались только дешевые забегаловки, ларьки с мороженым и заправки на одну колонку, и так до самого шоссе.

Я направлялась на юг и подобно всем, кто покидал Литтлпорт, двигалась в потоке транспорта в сторону больших городов до поворота на девяносто пятое и Портленда, где открывались разные дороги, шоссе разбегались паутиной во все стороны.

Близилось время ужина, когда я зарулила на парковку отеля в городе, ничем не отличающемся от всех прочих, через которые я проехала по пути сюда. Коннор оставил мне голосовое сообщение, которое я прослушала, сидя в машине, словно опасаясь чужих ушей.

— Только что вернулся на пристань и прослушал твое сообщение. Позвони, когда получишь мое. В любое время.

* * *

Номер в отеле был стандартным, простым — тесная, как обувная коробка, комната, точно такая же, как тысячи других комнат по всей стране. Я и забыла, как все в Литтлпорте напоминает о том, где находишься, — даже мотели вдоль побережья с их ракушками и памятными свечками, вдавленными в песок. С ловушками для омаров, переделанными в скамейки и элементы декора. С сетями и буйками, украшающими вестибюли ресторанов, в том числе и удаленных от побережья. А здесь ничего этого не было — только стены оттенка слоновой кости и ботанические иллюстрации в рамках.

Может, так и должно быть. Такую и надо было вести жизнь — в размеренной безопасности. Где ничто не угрожает тебе, но ничто и не приводит в трепет. Где ничем не рискуешь.

Понадобился вот этот шаг — выезд за пределы Литтлпорта и возможность оглянуться на него, — чтобы увидеть мою родину глазами постороннего человека. И наконец уловить то же, что чувствовала мама в моем возрасте. Не то, что заставило ее остаться, а причина, по которой она вообще остановилась там.

В Литтлпорте у нас развивалась зависимость от крайностей. Где бы ты ни очутился, ты адаптировался как к взлету, так и к падению. Все носило временный характер, как и место, которое ты занимал в происходящем. Мы понимали это. Это чувствовалось всегда — в силе моря, в высоте гор. В летней многолюдной сутолоке и зимнем тоскливом безлюдье. Увядал сладко пахнущий шиповник, таял быстро наметенный фут снега. Все отмечало прошествие времени и вместе с ним — еще один шанс для тебя.