Читать книгу "Искушение - Трейси Вульфф"

– Это моя забота, – шепчу я и, встав на цыпочки, легко-легко целую его в губы. – Ты только оказываешь мне моральную поддержку.

Он удивленно смеется.

– Я впервые играю подобную роль.

– Не сомневаюсь! И как тебе это?

К его чести, он задумывается до того, как сказать:

– Мне это не нравится.

Я изображаю на лице шок, но он только смеется. Затем говорит:

– Так ты хочешь послушать про горгулий или нет?

– Конечно, хочу.

Джексон ведет меня обратно к столу, мы садимся снова и беремся за книги, которые начали читать до вспышки Хадсона.

– Горгульи стары – хотя и не так стары, как вампиры. Никто не знает, как они были созданы… – Он замолкает и думает. – Во всяком случае, этого не знаю я. Я знаю, их не существовало до Первой Большой Войны, но к моменту начала Второй они уже были. Имеются разные версии их происхождения, но мне больше всего нравятся те, которые гласят, что их сотворили ведьмы и ведьмаки, надеясь, что это спасет их и обыкновенных людей от еще одной большой войны. Некоторые утверждают, что они использовали темную магию, но я никогда в это не верил. Я всегда считал, что они попросили помощи у высших сил, и именно поэтому горгульи всегда были хранителями и защитниками.

Хранители и защитники. Эти слова накрывают меня, проникают в мои кости, текут по моим венам – потому что я чувствую, что так оно и есть. Это как мой дом, который я искала всю жизнь, хотя и не подозревала об этом.

– А что именно мы должны хранить и защищать? – спрашиваю я, чувствуя, как забурлила кровь.

– Саму магию, – отвечает Джексон. – И все кланы, которые пользуются ею, каждый по-своему.

– Стало быть, речь идет не только о магии ведьм и ведьмаков.

– Нет, не только. Горгульи сохраняли баланс между всеми сверхъестественными существами – вампирами и человековолками, ведьмами и драконами. – Он делает паузу. – Сюда относятся также русалки, шелки и все прочие магические существа – а также обыкновенные люди.

– Но тогда почему твой отец убил горгулий? Если они сохраняли баланс, почему он пожелал избавиться от них?

– Ему нужна была власть. Он и моя мать желали получить больше власти, однако они не могли ее обрести, пока за ними наблюдали горгульи. А теперь она у них есть. И они стоят во главе Круга…

– Амка говорила мне о Круге. Что он собой представляет? – спрашиваю я.

– Круг – это орган, руководящий сверхъестественными существами во всем мире. Мои родители занимают в этом совете самые высокие посты, посты, которые они унаследовали, когда мой отец инспирировал уничтожение всех горгулий, – объясняет Джексон.

– Не уничтожение, а убийство, – говорит Хадсон со своего места у окна. – Он убедил своих союзников, что обыкновенные люди планируют еще одну войну, использовав в качестве аргумента проходившие в Салеме процессы о ведовстве. Он сказал, что горгульи собираются встать на их сторону.

– Он убил их всех из-за войны, которая так и не разразилась? – в ужасе шепчу я.

Джексон переворачивает страницу.

– Да, некоторые люди считают, что так оно и есть.

– Он убил их всех, потому что он гнусный, эгоистичный, жаждущий власти трусливый говнюк, – поправляет его Хадсон. – Он уверил себя в том, что он спаситель таких, как мы.

Меня немного шокирует и даже ужасает то, как Хадсон – кто бы мог подумать – говорит об их с Джексоном отце. Это же он хотел полностью уничтожить другие виды, так почему же он осуждает своего отца, который сделал то же самое?

– Я нисколько не похож на отца, – сквозь зубы говорит Хадсон, и по его тону я слышу, что он задет не на шутку. – Нисколько!

Я не спорю с ним, хотя, по-моему, с его стороны нелепо делать вид, будто его собственные планы и дела не похожи на дела его отца. Конечно, стремясь к главенству над всеми, они истребляли разные кланы магических существ, но это не делает их разными. Они как две стороны одной медали.

И мне надо помнить об этом, чтобы из-за меня не погибли мы все.

Потому что Хадсон не всегда будет оставаться в моей голове. И никто не знает, что он натворит, когда выберется наружу.

Видимо, Джексон думает сейчас о том же, поскольку он подается вперед и говорит:

– Что бы нам ни пришлось делать, мы ни за что не должны выпускать моего брата в мир, позволив ему сохранить его силу. Мой отец истребил всех горгулий. Кто знает, что может сделать Хадсон?

Глава 44. Две головы не лучше, чем одна

Я ожидаю, что Хадсон взорвется, но он не произносит ни слова. Он ведет себя так тихо, что после нескольких минут молчания я подумала бы, что он заснул, если бы не видела, как его нога постукивает по полу, пока он смотрит в окно.

Не знаю, почему он не отвечает на слова Джексона – может, потому, что понимает: все, что сказал о нем Джексон, – правда. Может, потому что он смущен. А может, потому, что он уже выплеснул свой гнев. Не знаю, в чем тут дело, знаю только, что я ожидаю его реакции, какого-то ответа.

Я знакома с Хадсоном всего несколько дней, но мне уже известно, что ему несвойственно долго молчать. Как и не иметь в запасе одну или несколько язвительных ответных реплик…

На меня вдруг наваливается печаль, и я чувствую себя такой измученной, что мне приходится подавить зевок. Однако Джексон замечает его – он подмечает все – и говорит:

– Хватит, поиск данных может подождать до завтра. Давай отведем тебя в твою комнату.

Мне хочется возразить, но я так обессилела, что только киваю.

– Разве нам не надо убрать все это? – Я показываю на стол, на котором все еще горят свечи.

– Я могу довести тебя до твоей комнаты, а потом вернуться и убрать со стола. – Джексон тянет меня к двери.

– Не глупи. Вдвоем мы уберемся тут за десять минут, а потом сможем отправиться в мою комнату.

Но мы управляемся не за десять, а за пять минут, после чего идем к моей комнате. Когда мы оказываемся у двери, я вижу, что Джексон хочет поцеловать меня, как он сделал это вчера, но сейчас Хадсон не спит. Правда, он не говорит со мной, но видит и слышит все, и я не могу целоваться с Джексоном, когда за нами наблюдает его брат – особенно когда он делает это изнутри моей головы.

И мне совсем не хочется, чтобы Хадсон или кто-то другой знал, о чем я думаю, когда Джексон целует меня… или, что еще хуже, что я чувствую в этот момент. Это сугубо личное и касается только меня.

Поэтому, когда Джексон хочет поставить у моей двери огромную вазу с цветами, чтобы освободить руки, я кладу ладонь на его предплечье, останавливая его.

– Трое – это уже толпа, – говорю я.

Сначала он не понимает, о чем я, но потом до него доходит, и он, кивнув, делает шаг в сторону.