Читать книгу "Моя война. Испытания - Виктор Мишин"

В школе меня дожидались сразу трое. Левитина можно не считать, он просто хотел поболтать, а вот Судоплатов и еще какой-то хрен из ГБ очень даже ждали.

– Лейтенант, расскажите о Кенигсберге, – попросил именно второй.

– А что именно? Как фрицы живут, что едят и как отдыхают? – усмехнулся я, но Павел Анатольевич, едва пошевелив бровью, заставил меня умерить пыл.

– Всё, – был короткий ответ. Делать нечего, попросив разрешения курить, я принялся рассказывать. Просто вспоминал все, до последней мелочи, из своего путешествия.

– Значит, канализация вполне доступна? – из рассказа были выделены несколько моментов.

– Ну да, по крайней мере, до моего бегства. Не знаю, как теперь, могут и перекрыть, если догадаются о моем пути отхода.

– Твой фриц говорит, что тоже был в оцеплении, но ничего о канализации не слышал.

– Возможно, и не слышал. Я ведь и в гестапо удивился, что меня не крутили на это дело.

Дальше разговор был какой-то неприятный, а итогом всего стал мой арест. Сказать, что я охренел, ничего не сказать.

– Арест временный, лейтенант, до выяснения обстоятельств, – слегка смилостивился неизвестный до пояснений.

– Ясно, могу с женой увидеться?

– Капитану Левитину и так выговор объявили за то, что отпустил тебя в город.

– Я понял…

– Если ты сказал всю правду, то бояться нечего, ваши рассказы с Фридрихом Вайзеном полностью совпадают, а при допросе он мог и проколоться, если бы тут был сговор. Так вот, сейчас в Кенигсберг направляется группа, они должны разузнать все, что смогут, о твоих похождениях, может, найдут трупы эсэсовцев и сравнят ранения с теми, что ты описал.

– Хреновый из меня диверсант вышел, – только и выдохнул я.

– Это почему? – вдруг очнулся Судоплатов.

– Так если после выполнения задания еще и проверять нужно, – выпалил я.

– Не кипятись, лейтенант, – строго сказал неизвестный хрен из ГБ. – Ты был в гестапо, тебя запросто могли завербовать…

– Извините, товарищ командир, не имею чести знать ваше звание, – начал я, – если бы завербовали, то хрен бы меня после такой акции отпустили! Да и не стал бы никто меня вербовать, я ж диверсант, значит, человек, заточенный убивать, меня грохнуть надо было сразу…

– Теперь оборвали меня:

– А может, ты и получил задание убить кого-нибудь из высокопоставленных командиров, или вообще!.. – он указал пальцем в потолок.

– Ага, а убийство гауляйтера мне простили бы, так? – усмехнулся я. – Можно вопрос?

– Что еще?

– Меня в камеру запрут? Хотелось бы продолжить заниматься, чтобы форму не терять.

– Да, до выяснения всех подробностей ты будешь находиться в камере.

– Спасибо, – кивнул я. – А что там с Вайзеном?

– Это не твое дело!

– Вы меня извините, товарищ командир, может, у кого-то так и принято, но он мне поверил и добровольно перешел на нашу сторону.

– Знаешь, сколько их таких добровольцев? – усмехнулся неизвестный командир. – Как жареным запахнет, так сразу бегут к нам: простите, нас заставили…

– Но он же не с фронта, да и в партии не состоит, простой шоферюга.

– И что, ты предлагаешь его водителем трамвая устроить в Москве?

– Ну, нет, конечно, но и расстреливать его не за что…

– О расстреле никто и не говорит, посидит в тюрьме, может, до конца войны, а может, и раньше выпустим, как сочтет нужным следствие.

Короче, эта болтовня продолжалась еще около получаса, пока этот хрен не закончил и не исчез. Судоплатов остался и долго тряс мне руку. Говорит, что хлопочет за меня, я у него лучший специалист. Мне было приятно. Рассказал о Кузнецове, у того пока в Белоруссии не получалось, но я думаю, все удастся.

Камера оказалась вполне добротной комнатой. Разве что решетки на окнах, а так нормально. Самое главное, что меня никуда не увезли, в «Бутырку» там или «Тишину». Камеры были на территории самой школы ОМСБОНа, меня даже ребята навещать регулярно стали. Жратву таскали, болтали со мной, благо окно было низко расположено. От ребят узнал, что Валюшка плачет каждый день, дочка тоже капризничает, наверное, глядя на мать. Бортник сообщил, что их наградили за активные действия в тылу врага. Все получили ордена Красной Звезды. Успокаивали, что и меня награда не обойдет. Просил узнать о Вайзене, но не обрадовали, он во внутренней тюрьме НКВД.

В заключении я провел десять дней. Пипец как долго, думал, с ума сойду. Меня после плена так не мурыжили. Павел Анатольевич позже объяснял, что как раз из-за моего зимнего плена меня так и проверяли. Оказывается, в управлении не верили даже в сам факт уничтожения Коха, а уж тем более Розенберга. Дошло до того, что кто-то наверху объявлял меня предателем и трусом, который уже один раз побывал в немецком плену. Все, что я совершил в Кенигсберге, считали ложью и постановкой, дескать, фрицы специально меня подослали, чтобы уверить руководство страны, что Кох мертв, а на самом деле его вывезли в рейх и на Украине назначили нового гауляйтера. О как! Но все же группа, вернувшаяся сильно потрепанной, подтвердила все мои показания. Там и партизаны помогли, рассказали, что могли, обо мне. А убил я в Кенигсберге вместе с Кохом и Розенбергом заместителя Геринга и какого-то хрена из отдела пропаганды Геббельса. Хорошо это я прошел из пулемета, многих задел. Немцы действительно не нашли моих следов, ну, я же старался, канализацию парни проверили, можно использовать. В рейхе все придерживались официальной точки зрения. Все убийства совершил фанатик, возможно, у него и были сообщники, но этот факт точно установлен не был. Значит, я еще смогу надеть личину штабсинтенданта в немецком тылу.

А выйдя из камеры, после того как закончились объятия с друзьями и похвалы начальства, был отпущен для приведения себя в порядок. На следующий день было назначено награждение, я обязан присутствовать на нем, так как нахожусь в списке.

На награждение поехали вместе с Валюшкой, она очень хотела там быть, вот и взял ее с собой. Тамара осталась с нашей дочерью, так что уехали спокойно.

После длинной, почти на две четверти часа, речи мне прикрутили орден Боевого Красного Знамени на новенькую гимнастерку и добавили еще один кубик на петлицы. Теперь я – старший лейтенант, хотя если подумать, то меня даже понизили, вот так. Ведь раньше у нас звания были энкавэдэшные, а теперь общевойсковые. Был лейтенантом НКВД, соответствовал общевойсковому капитану. А теперь просто старший лейтенант, вот как. Уметь надо так награждать. Но я не в претензии, до майора я явно еще не дослужился. Да и не считал я себя капитаном, так и думал всегда, что лейтеха, по себе чувствую, что это как раз «мое» звание. А вот орден было приятно получить. У меня он уже не первый, но такой величины еще не было, реально приятно, кто бы чего ни говорил. Помню, у деда в той жизни из боевых наград была пара медалей и Красная Звезда, так вот последнюю он уважал более всего. Наверное, потому, что и поступок совершил достойный, раз орден получил. Он ведь у меня ни фига не в штабе служил, обычный минометчик, командир расчета. Вот и мне приятно, думаю, что заслужил.