Читать книгу "Невидимые женщины. Почему мы живем в мире, удобном только для мужчин. Неравноправие, основанное на данных - Кэролайн Криадо Перес"

Отсутствие адекватных процедур рассмотрения жалоб на сексуальные домогательства, которым подвергаются работающие женщины, видимо, связано с нехваткой данных. В руководстве всех отраслей преобладают мужчины, которые, в отличие от женщин, не сталкиваются с агрессией[604]. И так же, как руководству Google не приходило в голову оборудовать парковочные места для беременных, руководители многих организаций не задумываются о разработке процедур, позволяющих надлежащим образом бороться с сексуальными домогательствами и насилием. Это лишний раз говорит о том, какое значение для всех нас имеет личный опыт руководителей и насколько он важен для ликвидации дефицита данных[605].

Джим Брофи и Маргарет Брофи указывают, что «в исследованиях, посвященных случаям насилия в отношении медицинских работников, обычно не учитываются гендерные аспекты проблемы. К сожалению, это правда. По данным Международного совета медицинских сестер, медсестры – категория медицинских работников, подвергающаяся наибольшему риску», поскольку медсестры – женщины. То, что гендерные аспекты проблемы остаются за рамками анализа, также означает, что большинство исследований не учитывает хронического нежелания женщин сообщать о случаях сексуального насилия. Джим и Маргарет подсчитали, что о таких случаях сообщали только 12 % опрошенных ими работников. «Мы не делаем этого потому, что сталкиваемся с насилием слишком часто», – объяснила одна женщина, много раз становившаяся жертвой насилия. Но, сетует Джим Брофи, в специальной литературе не оговаривается, что официальные данные «сильно занижены из-за того, что пострадавшие редко сообщают о случаях насилия». В результате никто не замечает информационной метадыры.

Насильникам, терроризирующим медсестер, играет на руку традиционная планировка помещений медицинских учреждений. В кабинетах, расположенных по сторонам длинных коридоров на значительном расстоянии друг от друга, работники чувствуют себя изолированными, поясняет Джим Брофи. «Эти коридоры ужасны, – сказала ему одна медсестра. – Ты идешь по коридору, и тебя никто не видит и не слышит. Лучше бы они располагались по кругу». Джим Брофи тоже считает, что это было бы неплохо, потому что дало бы работникам возможность поддерживать друг друга. «Если бы коридоры располагались по кругу, медсестры всегда могли бы позвать на помощь; в конце длинного коридора звать на помощь бесполезно – все равно никто не услышит», – уверяет он. Большая часть сестринских постов не оснащена прочными защитными барьерами, из-за стола некуда бежать, что делает медсестер беззащитными перед насильниками. Еще одна медсестра рассказала Джиму Брофи, что, когда ее коллегу изнасиловал пациент, «инспектор порекомендовал поставить на посту защитное стекло. Но больница отказалась это сделать. Руководство заявило, что тем самым мы стигматизируем пациентов, и мы ничего не добились».

И опрошенные Джимом и Маргарет работники, и сотрудники Управления по охране труда Министерства труда США указали на особенности конструкции традиционных больничных помещений, препятствующие обеспечению безопасности персонала. В их числе «неконтролируемый доступ в помещения и возможность беспрепятственно покинуть их; слишком высокая или слишком низкая температура воздуха; слишком высокий уровень шума; доступность опасных предметов». Все эти особенности легко могут быть устранены без какой-либо стигматизации кого бы то ни было. Кроме того, государство могло бы также изменить политику в области здравоохранения, приводящую к постоянной нехватке персонала. Об этой проблеме Джиму Брофи говорили «участники всех фокус-групп во всех обследованных медицинских учреждениях». Они указывали, что длительное время ожидания медицинской помощи «провоцирует насилие» в отношении медперсонала. «Из-за нехватки персонала мы не всегда можем оказать пациенту помощь немедленно, ему приходится ждать, и он раздражается и начинает вести себя агрессивно», – пояснила одна медсестра.

Изменение планировки помещений больниц и увеличение численности персонала обойдется недешево, но эти расходы вряд ли превысят потери от утраты медицинскими работниками трудоспособности из-за травм и стресса. К сожалению, никто систематически не собирает необходимых данных, сетует Джим Брофи. К тому же, продолжает он, «я нисколько не сомневаюсь, что тяжелые условия труда медицинских работников становятся причиной сильного стресса, а лежащая на них огромная ответственность в сочетании с бесправием и беспомощностью – идеальные предпосылки для профессионального выгорания».

Не стоит забывать и о расходах, связанных с переподготовкой медработников, уходящих из профессии. Эта тема постоянно поднималась в фокус-группах, которые вел Джим Брофи. «У нас были медсестры с двадцатипятилетним и даже тридцатилетним стажем, которые говорили: “Я лучше пойду работать уборщицей” или “Лучше буду работать на кухне, потому что больше не могу это выносить. Мне надоело отсутствие поддержки, постоянное ощущение опасности и боязнь насилия. Надоело каждый день видеть все это, надоело, что никто мне не верит и не помогает”».

Помимо долгосрочных мер, существует множество менее дорогостоящих решений, реализовать которые сравнительно несложно. Среди них можно назвать следующие: выявление и предание гласности случаев насилия со стороны пациентов; разработка менее обременительных процедур рассмотрения жалоб медперсонала и назначение ответственных за реальную работу с этими жалобами; изменение тональности и громкости звуковых сигналов вызова медсестер таким образом, чтобы была ясна причина вызова, «чтобы было понятно: это звонит пациент, это – санитар из ванной, а это – сигнал тревоги, подаваемый в случае остановки у пациента дыхания или сердца; сейчас все сигналы вызова медсестер звучат одинаково». (Поклонникам британских телесериалов 1970-х гг. знакома проблема с сигналами вызова медсестер: в сериале «Башни Фолти» (Fawlty Towers) вокруг нее строился сюжет одного из эпизодов.)

Таблички с указаниями, какое поведение считается приемлемым, а какое – нет, тоже не потребуют больших затрат. «В больничном кафетерии висит табличка, на которой написано: “Мы не позволим себя оскорблять”, – сказала Джиму Брофи одна из участниц опроса. – А у нас таких табличек нет. […] Я видела постер, приглашающий вдов и незамужних женщин посетить сайт для одиноких. Но разве кто-нибудь видел постеры, призывающие не насиловать медсестер?»

Пожалуй, самое простое и эффективное решение, предложенное участницами опроса, проведенного Джимом Брофи, заключалось в том, чтобы «в целях безопасности разрешить медсестрам не указывать свои фамилии на бейджах, удалив их за счет работодателя». Это позволило бы избежать таких инцидентов, как, например, тот, что произошел с одной из медсестер. Прочитав на бейдже ее имя, пациент сказал: «Рад познакомиться! Но, знаешь ли, напрасно ты указала свою фамилию – ведь теперь я могу запросто узнать, где ты живешь, и найти тебя».

Женщины всегда работали. За работу им либо не платили вообще, либо недоплачивали. Их работу не замечали и не ценили. Она была невидима, но она была всегда. А вот современное рабочее место «не работает» на женщин. Целиком и полностью – от местоположения до часов работы и стандартных условий труда – ориентированное на мужской образ жизни, сегодня оно уже не выполняет своего предназначения. Мир труда созрел для кардинальных перемен. В изменениях нуждаются и законы, и оборудование, и трудовые отношения. Эти изменения должны проводиться с учетом данных об особенностях женского организма и образа жизни женщин. Пора, наконец, понять, что выполняемая женщинами работа – не развлечение, не бонус, без которого можно легко обойтись. Нет, труд женщин, как оплачиваемый, так и неоплачиваемый, – это фундамент нашего общества и нашей экономики. Так будем же ценить его.