Читать книгу "Карта призраков. Как самая страшная эпидемия холеры в викторианском Лондоне изменила науку, города и современный мир - Стивен Джонсон"

Если бы вы на машине времени отправились в Лондон в сентябре 1854 года и рассказали кому-нибудь из лондонцев демографическое будущее, которое ожидает их потомков, несомненно, многие пришли бы в ужас, представив себе «планету-город», как любит выражаться Стюарт Брэнд[16]. Лондон XIX века напоминал раздувшегося от раковых опухолей монстра, который вот-вот должен был упасть под собственным весом. Два миллиона человек в тесных городских границах казались коллективным безумием. А в будущем кто-то повторил то же самое, но с двадцатью миллионами?

Пока что эти страхи оказались необоснованными. Современная урбанизация дает больше решений, чем проблем. Города по-прежнему остаются мощнейшими двигателями богатства, инноваций и творчества, но за 150 лет, прошедших с тех пор, как Сноу и Уайтхед провожали взглядами ряды катафалков в Сохо, города превратились еще и в двигатели здоровья. Две трети женщин, живущих в сельской местности, получают помощь во время беременности и родов, но в городах эта цифра превышает девяносто процентов. Почти восемьдесят процентов всех родов в городах проходят в госпиталях или других медицинских учреждениях, а в сельской местности – всего тридцать пять процентов[17]. Именно поэтому в городах заметно меньше младенческая смертность. Подавляющее большинство самых лучших госпиталей мира находится в больших городах. По словам координатора Глобального доклада ООН по населенным пунктам, «городские поселения предлагают более высокую ожидаемую продолжительность жизни и более низкий уровень абсолютной нищеты и могут предоставлять жизненно важные услуги дешевле и в больших масштабах, чем в сельской местности». В большинстве стран жизнь в городе сейчас продлевает ожидаемую продолжительность жизни, а не укорачивает ее. Благодаря государственному вмешательству в семидесятых и восьмидесятых годах качество воздуха во многих городах сейчас такое же хорошее, каким было на заре индустриальной эпохи.

Города еще и обеспечивают более здоровую экологию. Это, пожалуй, самое неожиданное новое кредо «зеленой» политики, которая в прошлом обычно ассоциировала себя с явно антиурбанистическим лозунгом «назад к природе». В плотной городской застройке вообще может не остаться никаких следов природы – в Париже и на Манхэттене, например, есть оживленные и вполне здоровые районы, в которых вообще не растет ни одного дерева, – но при этом города оказывают природе важнейшую услугу: уменьшают «экологический отпечаток» человечества. Сравните, например, канализационную систему города средних размеров вроде Портленда, штат Орегон, и систему регулирования отходов, необходимую для обслуживания такого же количества людей, но рассеянных по сельской местности. Для 500 000 обитателей Портленда требуются две установки по очистке сточных вод, соединенные двумя тысячами миль труб. Сельскому населению понадобится более 100 000 септиков и семь тысяч миль труб. Сельская система устранения отходов будет в несколько раз дороже, чем городская. Как выражается эколог Тоби Хеменуэй, «Практически любая система коммунальных услуг – электричество, топливо, продовольствие – подчиняются одному и тому же жестокому математическому эффекту масштаба. Рассеянное население требует больше ресурсов для того, чтобы обслуживать его и соединять между собой, чем сконцентрированное на небольшой территории». С точки зрения экосистем, если вы хотите, чтобы 10 миллионов человек делили одну среду с другими животными и растениями, лучше всего будет поселить все эти 10 миллионов на площади ста квадратных миль, чем распределять их по пространству в десять или сто раз больше. Если мы хотим выжить на планете с населением более 7 миллиардов и при этом не разрушить сложный баланс природных экосистем, то лучшим способом будет поселить как можно больше людей в городах, а оставшуюся территорию отдать обратно матери природе44.

В XIX веке большинство жителей Великобритании едва доживали до 30–40 лет. В странах Восточной Европы люди жили на пару лет меньше, в России умирали уже в 31 год, а в Корее и Индии – не доживали до 23. Сегодня продолжительность жизни человека, рожденного 20 лет назад, в среднем составляет 84 года. Это стало возможным благодаря медицине, питанию, хорошим условиям жизни и развитию социального общества, где люди востребованы после 70 лет и получают удовольствие от активной жизни.

Но самая значительная услуга экологии, которую оказывают города, – это просто-напросто популяционный контроль. У жителей сельской местности рождается больше детей – по многим причинам. С экономической точки зрения в аграрной среде выгоднее иметь больше детей: больше помощников в поле и дома, а пространство не так жестко ограничено, как в городе. Сельская жизнь – особенно в странах третьего мира – не дает такого же легкого доступа к средствам контрацепции и центрам планирования семьи. Города, с другой стороны, уходят в совершенно другую сторону: больше экономических возможностей для женщин, дорогая недвижимость, доступная контрацепция. Эти факторы оказались настолько мощными, что сумели остановить один из доминирующих в последние несколько столетий истории Земли демографических трендов: взрывной рост популяции, с которым связывались бесчисленные сценарии гибели человечества – от Мальтуса до влиятельного манифеста Пола Эрлиха «Популяционная бомба», вышедшего в начале 1970-х. В странах, где уже давно возникли современные крупные города, рождаемость упала ниже «воспроизводственного» уровня (2,1 ребенка на женщину). Италия, Россия, Испания, Япония – во всех этих странах рождаемость составляет примерно 1,5 ребенка на женщину, так что в ближайшие десятилетия их население начнет падать. Та же самая тенденция наблюдается и в странах третьего мира: еще в 1970-х годах рождаемость составляла около шести детей на одну женщину, сейчас же – всего 2,9. Процесс урбанизации продолжается по всему миру, и, по современным оценкам, население Земли к 2050 году достигнет пика в 8 миллиардов. А после этого нам уже придется скорее беспокоиться об обвальном падении населения.

Вот мир, который помогли создать в том числе Сноу с Уайтхедом: планета городов. Мы больше не сомневаемся, что крупные городские центры с населением в десятки миллионов жизнеспособны, как сомневались жители викторианского Лондона, видя свой распростертый, похожий на раковую опухоль мегаполис. Более того, именно резкий рост городских центров может быть необходим для того, чтобы обеспечить человечеству устойчивое будущее. Во многом такой резкий поворот связан с изменившимися взаимоотношениями микробов и городов, а изменились они в том числе благодаря эпидемии на Брод-стрит. «Города когда-то были самыми беспомощными и измученными жертвами недугов, но превратились в великих победителей болезней», – писала Джейн Джейкобс в своей классической книге Death and Life of the Great American City.

Весь аппарат хирургии, гигиены, микробиологии, химии, телекоммуникаций, мероприятий по здравоохранению, учебных и исследовательских госпиталей, скорой помощи и так далее, на который опираются жители не только в городах, но и вне их в своей бесконечной войне с преждевременной смертью, – это порождение больших городов, и без больших городов он был бы невозможен. Избытки богатства, производительность труда, плотность проживания талантливых людей, благодаря которым обществу удается добиться подобных достижений, – сами по себе следствие нашей самоорганизации в городах, особенно больших и густонаселенных городах.