Читать книгу "Hi-Fi - Ник Хорнби"

3. (В машине по дороге к ее матери, во второй уикенд, слушая записанный ею сборник, на котором «Симпли Ред», «Дженезис» и Арт Гарфанкел – все исполняют «Bright Eyes».)

– Мне плевать. Можешь сколько угодно строить физиономии. Хоть какое-то разнообразие. А то снова: моя машина, мой кассетник, мой сборник, едем к моим родителям.

Множественное число последнего словосочетания повисает в воздухе, мы несколько мгновений ждем, не уберется ли оно обратно в мою глотку, а потом забываем о нем. Я делаю короткую передышку и снова бросаюсь в самое, возможно, безысходное из всех безысходных сражений между мужчиной и женщиной.

– Как тебе могут нравиться Арт Гарфанкел и Соломон Бёрк? Это все равно что сказать: я за израильтян и за палестинцев.

– Нет, Роб, не все равно. Арт Гарфанкел и Соломон Бёрк записывают пластинки, а израильтяне с палестинцами – нет. Арт Гарфанкел и Соломон Бёрк не вовлечены в безысходный территориальный конфликт, а израильтяне и палестинцы вовлечены. Арт Гарфанкел и Соломон Бёрк…

– Хорошо-хорошо. Однако…

– И вообще, кто сказал, что мне нравится Соломон Бёрк?

Это уж слишком.

– Соломон Бёрк! «Got To Get You Off My Mind!» Это же наша песня! Из-за Соломона Бёрка у нас все с тобой и началось!

– Да? А у тебя, случайно, нет его телефона? Хотела бы сказать ему пару теплых слов.

– Ты что, ничего не помнишь?

– Песню помню. А кто поет, забыла.

Я не верю своим ушам.

– Знаешь, у меня прямо-таки руки опускаются. Ты правда не видишь никакой разницы между «Bright Eyes» и «Got To Get You Off My Mind»?

– Как же, вижу! Одна про кроликов, а во второй играют трубачи.

– Трубачи! Какие, к чертовой матери, трубачи! Это называется секция духовых!

– Ну и пусть называется. Я понимаю, почему ты предпочитаешь Соломона Бёрка. Правда понимаю. И если бы меня спросили, кто из двоих лучше, я бы, безусловно, назвала Соломона. Он аутентичный, черный, легендарный и все такое. Но мне нравится «Bright Eyes». У этой песни красивая мелодия, а остальное меня не беспокоит. Ведь есть столько других поводов для беспокойства. Понимаю, я выражаюсь, как твоя мама, но это же всего лишь поп-музыка, и пускай даже одна песня лучше другой – кому до этого по-настоящему есть дело, кроме тебя, Барри и Дика? По мне, это как обсуждать разницу между «Макдоналдсом» и «Бургер-кингом». Уверена, она существует, но кому интересно докапываться, в чем она заключается?

Весь ужас в том, что я конечно же уже до этого докопался и теперь обладаю на сей счет замысловатыми и взвешенными воззрениями. Но вздумай я пуститься в сравнение бургер-кинговских флеймеров с четверьтфунтовыми чизбургерами, мы оба сразу же почувствуем, что это только доказывает ее правоту, и поэтому я в сравнения не пускаюсь.

Но спор тем временем катится вперед, поворачивает на углах, проскакивает перекрестки, вдруг почему-то возвращается назад и в конце концов привозит нас туда, где ни я, ни она ни разу не бывали – во всяком случае, на трезвую голову и при свете дня.

– Раньше ты серьезнее относилась к вещам вроде Соломона Бёрка, – говорю я. – Когда мы с тобой познакомились и я записал тебе ту кассету, ты была в полном восторге. Ты сказала тогда – я цитирую: «Это так здорово, что мне даже стало стыдно за свою музыкальную коллекцию».

– Бессовестная, да?

– В каком смысле?

– Ну, ты мне понравился. Ты был диджеем, и я решила, что ты клевый, и у меня не было приятеля, и я хотела его завести.

– То есть музыка тебя совершенно не интересовала?

– Нет. Разве что самую малость. А теперь интересует и того меньше. Это жизнь, понимаешь?

– Как ты… Музыка – все, что у меня есть. Ничего, кроме нее. Если тебе плевать на музыку, значит, плевать и на меня. И какой после этого смысл оставаться вместе?

– Ты сам-то веришь в то, что говоришь?

– Да. Посмотри на меня. Посмотри на мою квартиру. Там разве можно найти что-то, кроме пластинок, компактов и кассет?

– И тебя такое положение дел устраивает?

Я пожимаю плечами:

– Не вполне.

– В том-то и смысл оставаться вместе. У тебя есть задатки. Моя обязанность – помочь тебе их реализовать.

– Задатки кого?

– Задатки человека. У тебя есть почти все, чтобы им стать. Ты бываешь весьма мил, когда постараешься. Ты умеешь рассмешить, когда тебе не лень, ты добрый, а если тебе приглянулась женщина, умеешь сделать так, чтобы она почувствовала себя центром вселенной, а это очень возбуждает. Но, к сожалению, обычно тебе лень все это делать.

– Не лень. – Ничего лучшего мне в голову не приходит.

– Да ты просто… просто ничего не делаешь. Вместо того чтобы чем-то заняться, ты сидишь погруженный в свои мысли, а мысли у тебя все больше о какой-то ерунде. Все, что случается вокруг, похоже, проходит мимо тебя.

– Это уже вторая песня «Симпли Ред» на твоей пленке. Одна-то – уже непростительно. А две – и вовсе почти военное преступление. Можно промотаю?

Я перематываю вперед, не дожидаясь ответа. Дальше оказывается кошмарная вещь Дайаны Росс. Я испускаю жалобный стон, а Лора знай себе немилосердно гнет свое:

– Знаешь, говорят, «под лежачий камень вода не течет»? Так вот это про тебя.

– Ну и чем прикажешь заняться?

– Не знаю. Чем угодно. Работай. Общайся с людьми. Стань вожатым скаутов или даже хозяином клуба. Все лучше, чем сложа руки ждать, пока жизнь переменится, и радоваться, что у тебя всегда остается возможность выбирать. Так ты до конца жизни будешь оставлять за собой эту самую возможность. Лежа на смертном одре, на который тебя уложит какая-нибудь болезнь, связанная с курением, ты будешь думать: «Что бы там ни говорили, я всегда имел возможность выбирать. Я никогда не связывал себя ничем, от чего бы потом не мог легко отплеваться». Но пойми, всякий раз, оставляя за собой эту возможность, ты тем самым себя ее лишаешь. Тебе тридцать шесть, а у тебя до сих пор нет детей. Когда ты думаешь их заводить? В сорок? В пятьдесят? Положим, заведешь ты ребенка в сорок, а он вырастет и скажет, что не станет заводить детей, пока ему не исполнится тридцать шесть. А это означает, тебе пришлось бы протянуть гораздо дольше отведенных человеку семидесяти лет, чтобы хотя бы мельком взглянуть на собственного внука. Теперь видишь, чего ты сам себя лишаешь?

– Ага, к этому все и шло.

– К чему?

– Заводим ребенка или до свиданья. Старая песня.

– Роб, твою мать! Я совсем не об этом тебе говорю. Да мне дела нет до того, хочешь ты детей или нет. Я лично хочу, но не уверена, что от тебя, да и вообще не знаю, хочешь ли их ты. С этим мне еще предстоит разобраться. Я просто пытаюсь разбудить тебя. Пытаюсь, чтобы ты понял: полжизни у тебя уже позади, а всем тем, что ты успел нажить, может похвастаться любой девятнадцатилетний пацан. Я не имею в виду деньги, недвижимость или там мебель.