Читать книгу "Кареглазая моя - Лиза Клейпас"

– Значит, ты предпочитаешь фотошопу работу по старинке?

– Нет. У фотошопа слишком много преимуществ. Но мне все же нравится работать с пленкой. Ждать проявления кадра в темной комнате, не спеша рассматривать снимок с нового ракурса… не так удобно, как цифровые фотографии, но романтичнее.

Мне нравилась его страсть в работе. Нравилось, что он считает небольшое помещение без окон с подносами с едкими химикатами романтичным.

Просматривая папки с фотографиями на компьютере, я нашла снимки, сделанные в Афганистане. Красивые, совершенные, захватывающие. Пейзажи, словно не с нашей планеты. Пара сидящих стариков перед бирюзовой стеной. Силуэт солдата на фоне красного неба на горной тропе. Собака, снятая на одном уровне с фотографом, а на первом плане ноги в армейских ботинках.

– Сколько ты там был? – спросила я.

– Только месяц.

– А как вообще туда попал?

– Однокурсник снимал в Афганистане документальный фильм. Он и его съемочная группа устроились с войсками на базе огневой поддержки в Кандагаре. Но их фотограф был вынужден уехать раньше. Так что они спросили, не мог бы я помочь им закончить. Меня и остальную группу отправили на двухдневные курсы – в основном нас учили, как не облажаться в боевой обстановке. Собаки там, на передовой, просто невероятные. Когда стреляли, ни одна из них и ухом не вела. Однажды в дозоре я увидел, как лабрадор унюхал самодельное взрывное устройство, которое пропустили металлодетекторы.

– Это невероятно опасно.

– Да, но пес был умный. Знал, что делал.

– Опасно для тебя.

– А. Я умею избегать неприятностей, – пояснил он с легкой улыбкой.

Я попыталась улыбнуться в ответ, но грудь прямо пронзило при мысли, как он рисковал. И, не удержавшись, спросила:

– А ты повторил бы что-нибудь подобное? Нанялся на работу, где можешь пострадать… или того хуже?

– Любой из нас может пострадать. Где угодно и когда угодно. От судьбы не уйдешь. – Джо посмотрел мне в глаза и добавил: – Но я не стал бы ввязываться ни во что рисковое, если бы ты была против.

Получается, мои чувства повлияли бы на его решение? Даже такое серьезное? Я встревожилась. Но одновременно в глубине души что-то отозвалось – мне понравилось иметь такое на него влияние. Что обеспокоило еще сильнее.

– Пойдем в дом, – прошептал Джо, выводя меня из своего фотографического пристанища.

Изучая основной дом Джо, я вошла в небольшую спальню. Там стояла королевских размеров кровать, застеленная простыми белыми простынями и белым одеялом. Передняя спинка кровати была сделана из деревянных вертикальных перекладин. Смотрелось очень интересно.

– Где ты ее взял?

– Хейвен подарила. Это была дверь в старый грузовой лифт в доме, где она жила.

Присмотревшись, я увидела почти стертое слово «Опасность», написанное сбоку красной краской, и улыбнулась. Провела рукой по гладкой поверхности откинутой простыни.

– Отличное белье. С высокой плотностью ткани.

– Я понятия не имею ни о высокой, ни о низкой плотности тканей.

Сбросив обувь, я забралась на кровать. Устроившись на боку, бросила на него дерзкий взгляд.

– Вижу, ты не разделяешь мою любовь к роскошному постельному белью.

Джо сел рядом.

– Поверь, ты – самое роскошное, что я видел на этой кровати. – Он медленно провел пальцами по моим талии и бедру. – Эйвери… я хочу тебя сфотографировать.

Я вскинула брови:

– Когда?

– Сейчас.

Я посмотрела на свои безрукавку и джинсы.

– В этом наряде?

Джо лениво поглаживал мое бедро.

– Вообще-то… я надеялся, что ты разденешься.

У меня аж глаза на лоб полезли.

– О боже мой! Ты в самом деле хочешь, чтобы я попозировала тебе в голом виде?

– Можешь укрыться простыней.

– Нет.

Взгляд Джо стал расчетливым. Прикидывает, как получить желаемое!

– Зачем это вообще? – с тревогой спросила я.

– У меня две страсти – ты и фотографирование. Хочу насладиться и тем, и другим одновременно.

– А что потом станет с этими снимками?

– Я их делаю для своего личного пользования и никому не покажу. Позже уничтожу все фотографии до единой, если ты того пожелаешь.

– Ты уже занимался подобным прежде? – с подозрением спросила я. – Своеобразный ритуал для подружек?

Джо покачал головой.

– Ты первая. – После небольшой паузы уточнил: – Нет, вторая. Однажды меня наняли снять рекламу машины – с моделью, покрытой лишь серебряной краской. После съемок я встречался с ней пару раз. Ее даже подружкой назвать нельзя.

– Почему вы расстались?

– Без краски она оказалась не такой интересной.

Я не смогла сдержать невольный смех.

– Позволь мне тебя сфотографировать. Доверься мне, – упрашивал Джо.

Я умоляюще взглянула на него:

– Почему я вообще рассматриваю такую возможность?

В его глазах сверкнуло удовлетворение.

– Значит, согласна! – И поднялся с постели.

– Значит, что я тебя убью, если предашь, – крикнула я вслед. Услышав собственные слова, я закатила глаза. – Говорю прямо как героиня сериала. – Я быстро разделась и забралась в постель, дрожа от прохлады простыней.

Через минуту Джо вернулся в спальню с «Никоном» и маленькой отдельной вспышкой. Он открыл плотные шторы, оставив прозрачные занавеси, которые немного скрадывали яркий дневной свет. Когда он снял верхнее покрывало, я натянула простыню до подбородка.

Сейчас Джо смотрел на меня как-то иначе. Видимо, оценивая световые эффекты, тени, визуальную геометрию.

– Мне неловко от своей наготы, – призналась я.

– Проблема в том, что ты не так уж часто расхаживаешь обнаженной. Тебе надо ходить без одежды девяносто пять процентов времени и тогда привыкнешь.

– Ты явно в восторге от перспективы, – пробурчала я.

Джо улыбнулся и поцеловал меня в голое плечо.

– Ты так прекрасна без одежды, – прошептал он, продолжая целовать меня в шею. – Стоит мне увидеть тебя в просторной майке, как я сразу же вспоминаю о сексуальных округлостях под ней и мгновенно возбуждаюсь.

Я возмущенно зыркнула.

– Тебе не нравится, как я одеваюсь?

На мгновение перестав меня целовать, он ответил:

– Ты красива в любой одежде.

Самое странное в том, что Джо не врал. С самого начала я знала, что он не кривит душой, восхищаясь моим телом. Недостатки моей фигуры не были таковыми для Джо. Он всегда разглядывал мое тело со смесью одобрения и желания, что страшно льстило.