Читать книгу "Когда тебя нет - Валентина Назарова"

— Осторожно, платье, — шепчет она, когда я кладу руки на ее талию. — Расстегни молнию.

Я ловлю между пальцев кусочек холодного металла и осторожно тяну каретку вниз, до самого конца, пока платье не соскальзывает с плеч вниз, к ее обтянутым матовым капроном ногам. Она встает и перешагивает через красную ткань, поднимает ее с пола и вешает на спинку стула. Потом, нагнувшись, знакомым мне жестом скатывает вниз колготки.

— Кто-то может зайти.

— Плевать, — шепчет она, вынув жвачку изо рта и приклеивая к уголку стола.

— Плевать, — повторяю я мгновение спустя, чувствуя ее на себе, а себя — в ней.

Лампа подсвечивает ореол ее растрепанных волос, ее лицо тонет в темноте. Одна ладонь зажата между бедер, второй она ведет по лунной дорожке, растянувшейся от низа моего живота к груди, останавливаясь на пороге горящего дома. По телу пробегает судорога. Я хочу ее, хочу скинуть с себя ее назойливую руку, перевернуть на спину, почувствовать вес ее лодыжек на своих плечах. Но кончик ее пальца дотрагивается до пожара, и, повернувшись ко мне, она говорит:

— Я знаю, что горящий дом снится к переменам. Татуировка означает то же самое?

Мне хочется сказать ей, что сны — чушь, но я одергиваю себя. Она не любит, когда во мне говорит скептик. Вместо этого я переворачиваю ее на спину.

— Черт, уже девять, — бормочет она, замечая часы над изголовьем, когда ее голова выгибается назад. — Мне… ммм… пора идти, Серж.

Я хочу удержать ее, но, вместо этого, молча наблюдаю за тем, как она подбирает с пола свою одежду.

— Не хочу, чтобы ты шла туда.

— Сережа. — Она выпрямляется и замирает, абсолютно голая посреди залитой мутным светом настольной лампы неприбранной комнаты. — Я теперь не одна больше.

Я застегиваю ей молнию и вызываю такси. Меня тянет спросить ее, что будет дальше, после того, как закончится конференция, когда настанет время улетать, ей — домой, мне — в неизвестность. Но, конечно, я не спрашиваю. Вместо этого в безмолвии открываю перед ней дверцу такси и сажусь рядом.

— У тебя все с собой? Ноутбук и все остальное? — спрашивает Лиза, повернувшись ко мне, когда такси еле тащится в пробке на площади возле порта. На ее скулы и лоб падают синие и красные отсветы неоновых вывесок.

— Конечно, — отвечаю я. — Я буду ждать тебя внизу, на пляже.

Она дотягивается до моей покоившейся на сиденье между нами ладони.

— Хорошо.

Такси вырывается из пробки.

— Я сойду здесь, — говорю я, завидев лиловую «W» высоко над крышами. — Чтоб нас не видели вместе.

Она прижимается ко мне всем телом, всего на мгновение, и я выхожу в ночь.

Черно-желтый «Приус» увозит ее в глубину темных улиц, туда, где у подножия башни в форме паруса блистает свет и слышатся голоса и музыка.

Через секунду у меня звонит телефон. Сообщение: «Я поговорю с ним сегодня ночью, когда мы сделаем то, ради чего пришли», читаю я и чувствую что-то теплое, разливающееся внутри.

Ожидание — страшный зверь.

Аллея тянется до самого моря, тут я поворачиваю налево, вдоль пляжа, дохожу до залитой цементом площади с горсткой пальм в середине, черными силуэтами выступающих на фоне марева ночных огней. Я останавливаюсь на краю променада. Цветные лоскутки ткани на флагштоках трепещут на ветру. Вдалеке, на горизонте, медленно плывут огоньки яхт и грузовых судов. Справа, на противоположном конце бухты, я замечаю подсвеченное лиловыми огнями здание в форме паруса, целиком из стекла. На стене светится серебром и багрянцем огромная буква «W». Мне туда.

Я поворачиваюсь к зданию и направляюсь вдоль моря по променаду, как корабль, идущий на маяк. На пляже людно, где-то неподалеку играют уличные музыканты, тут же африканские торговцы впаривают туристам палки для селфи, индийские сари со слонами и буддой и подбрасывают в небо разноцветные светодиодные штуки, похожие на медуз, которые со звуком пощечины приземляются на асфальт у моих ног. Тут же, на рампе, синхронно с ними, подлетают вверх одетые в бейсболки, козырьками назад скейтбордисты. Воздух тяжело пахнет морем и какой-то сладкой едой. Мимо меня, бесцеремонно щелкая язычками звонков, пролетает стайка туристов на тяжелых прокатных велосипедах. Я упрямо шагаю вперед, натянув на голову капюшон и опустив голову вниз.

Чем плотнее я приближаюсь к похожему на парус зданию, тем больше неба оно закрывает. Я считаю этажи, несколько раз, всякий раз сбиваясь на двадцать шестом. Взбежав по ступенькам на широкую бетонную платформу, я оказываюсь прямо перед дверями «W» — отеля.

Где-то сбоку бьется о высокую цементную стену море. Я подхожу к ограде и гляжу вниз, на испещренные граффити трехлапые волнорезы. На одном из них нарисован резной улыбающийся череп, чем-то похожий на портрет Энрикеты Марти на улице Хоакин Коста. Пару раз глубоко вдохнув и выдохнув, я поворачиваю назад, ко входу в небоскреб, по пути остановившись, чтобы оглядеть выпуклый изгиб его стеклянного паруса, выдававшийся навстречу волнам. Сзади все огорожено желтой лентой, она звонко шелестит на ветру. Двое мужчин в черных куртках закладывают у подножья паруса фейерверк. Кое-где в окнах горит свет, симметричные выгнутые вперед балконы рассечены пополам зигзагом пожарной лестницы, доходившим до самого верха, так высоко, что у меня кружится голова.

Ступая кедами по вязкому влажному песку, я обхожу громадину отеля с другой стороны и оказываюсь под стеной, лицом к морю. Я готовлюсь ждать, затягиваю потуже капюшон и подставляю лицо холодному ветру.

Проходит около часа. Я пишу ей сообщение, короткое, просто один знак вопроса, но она все равно не отвечает. Проходит еще полчаса. Надо мной, разбавляя ночную тьму лиловой дымкой, блестит башня. У ее подножия слышится гул голосов, там, на первом этаже, идет та самая вечеринка, куда обещал заехать Марк Цукерберг. Оставив надежду разобрать слова в доносящихся до меня обрывках фраз, я сажусь на корточки и швыряю в воду маленькие камушки.

Еще сорок минут спустя я не выдерживаю и звоню ей. После седьмого гудка оператор перекидывает меня на голосовую почту, и я вешаю трубку. Тогда я набираю номер Олли.

— Привет, старик, — его голос звучит так радостно, что мне моментально становится гадко. В каком-то из древних европейских языков есть специальное слово, обозначающее ту особую степень родства, которая есть между нами сейчас, после того, как мы разделили одну женщину. Он еще не знает, она не сказала ему. А может, сказала и ему плевать?

— Выдвигаешься на вечеринку? — спрашивает Олли.

— Думаю об этом.

— А что думать, приходи, и все. Я тут один. Моя спутница гуляет где-то уже целый час, ко мне пристают разные странные люди, пытаются мне что-то продать. Я подумываю снять свой бейдж и уйти во все тяжкие.

Он смеется.

— Вообще-то, у меня планы.

— Я не знал твою фамилию, поэтому ты в списке как Сержио Леоне. Неплохо, да?