Читать книгу "Неуловимый граф - Барбара Картленд"

Он хотел быть свободен, а она никогда не приняла бы того варианта брака, который он предлагал ей.

Она слишком любила его, чтобы вынести одно только предположение о размеренной семейной жизни на основе» общих интересов» и «разумного желания» дать как можно больше радости друг другу.

— Я люблю его! Люблю! — шептала она, сознавая, что жить с ним, понимая, что он женился на ней только из жалости или по необходимости, было бы для нее самой страшной пыткой.

«Мне не нужно ни его сочувствия, ни сострадания, — думала Калиста, — мне нужна любовь, только его любовь, больше ничего! Какая еще боль может сравниться с этой — любить человека всей душой, всем сердцем — и не находить взаимности!»

Монахиня, уже одетая в дорогу, в своей длинной черной накидке, вернулась в комнату.

— Au revoir, ma petite.[17].

Для меня было большим удовольствием узнать вас, и да пошлет вам Господь счастье, здоровье и благополучие на долгие годы!

— Благодарю вас! — ответила Калиста, подумав про себя, что вряд ли это случится. — Большое вам спасибо, сестра Тереза, за то, что вы так ласково, с такой добротой ухаживали за мной и вернули мне здоровье.

Калисте очень хотелось поцеловать монахиню, но она чувствовала, что это не совсем уместно. Поэтому девушка просто горячо пожала ей руку, и в глазах ее блеснули слезы, когда сестра Тереза вышла из ее спальни.

«Итак, я осталась наедине с графом», — со страхом подумала Калиста, размышляя, что он намерен делать теперь, когда она уже окончательно поправилась и ее можно увезти из гостиницы.

Она услышала, как он поднимается по лестнице, и взволнованно переплела пальцы, нервно сжимая их по мере того, как шаги становились все ближе.

Сестра Тереза уже причесала ее перед обедом; на девушке была одна из тех чудесных, украшенных вышивкой шелковых ночных рубашек, которые граф купил ей в Париже; на плечи она накинула мягкую шелковую шаль, по краям отделанную кружевом.

Кроме лилий в спальне было еще множество других цветов.

Каждый день граф приносил ей розы и гвоздики всех цветов и оттенков; он покупал их на цветочном рынке в Париже или у цветочницы, расположившейся со своими корзинами на ступенях церкви Мадлен.

Комната, пришло в голову Калисте, больше напоминала теперь беседку, чем спальню. С замиранием сердца ожидая, когда войдет граф, она надеялась только, что покажется ему достаточно привлекательной.

Щеки ее слегка порозовели, и она не выглядела уже такой осунувшейся, как в тот день, когда она, в первый раз почувствовав себя лучше, попросила дать зеркало.

Дверь открылась, и вошел граф.

Калиста сразу обратила внимание, как элегантно он выглядит в своем строгом вечернем костюме, каким кажется высоким и широкоплечим в этой низенькой комнатке.

Затем она с удивлением отметила, что он не один; следом за ним в спальню вошел еще какой-то мужчина.

Граф подошел к ее постели, и девушка увидела, что в руках он держит большой букет; все цветы были белые. Здесь были белые розы, гвоздики и полевые лилии.

Калиста взглянула на них, затем на человека, который вошел вслед за графом, — на нем был стихарь.

Она испуганно подняла глаза на графа.

— Каноник Борлоу из церкви Британского посольства в Париже, — спокойно сказал граф, — был так добр, что согласился приехать сюда со мной, чтобы обвенчать нас, Калиста.

Не в силах вымолвить ни слова от изумления, девушка только прерывисто вздохнула; граф положил букет перед ней на постель и взял ее руку в свою.

Почувствовав, как она дрожит, он мягко произнес:

— Служба не будет слишком долгой.

Калиста хотела что-то сказать — и не могла: слова застыли у нее в горле.

Она только смотрела на графа большими испуганными глазами; он ободряюще улыбнулся ей, и каноник, открыв свой молитвенник, приступил к обряду бракосочетания.

Граф отвечал на все положенные по ходу службы вопросы твердым уверенным голосом, в отличие от Калисты, которая говорила совсем тихо, еле слышным шепотом.

Великие, прекрасные слова были произнесены, на пальце у нее уже было кольцо, и каноник, соединив их руки, благословил новобрачных.

Голос его замер, и в комнате воцарилась тишина. Потом, закрыв свой молитвенник, он сказал уже обычным тоном:

— Разрешите мне первому поздравить вас, милорд? И вас, миледи Хелстон. Желаю вам большого-большого счастья, и пусть в семье вашей всегда царят мир и благополучие.

— Благодарю вас, — с трудом произнесла Калиста.

— Я знаю, что вы спешите вернуться в Париж, каноник, — заметил граф. — Мой экипаж к вашим услугам, он ждет вас у подъезда.

— Большое спасибо, — ответил священник. — На девять вечера у меня действительно назначена довольно важная встреча.

— Вы будете там вовремя.

— Не сомневаюсь. Ваши лошади, милорд, выше всяких похвал, они великолепны!

— Очень рад, что вы так думаете, — вежливо ответил граф. Оба они вышли из комнаты, и Калиста слышала, как они спускаются по лестнице; шаги их гулко отдавались на голых деревянных ступенях.

Девушка сидела не шевелясь, почти не дыша, мысли спутались в ее голове.

Как могло такое случиться? Почему граф обвенчался с ней так поспешно, даже не предупредив ее о своем намерении?

У нее было заготовлено множество веских доводов, которые должны были убедить графа не связывать себя, беря ее в жены против собственной воли; но она была уверена, что у них впереди еще много времени и она успеет обсудить с ним все это и уговорить его.

И вот теперь это свершилось!

Почему она сразу же не запротестовала, не стала возражать, когда он привел в комнату священника? — спрашивала себя Калиста. Потому что, увидев последнего, была ошеломлена; неожиданность его появления парализовала ее, лишила сил сопротивляться, оставалось только беспрекословно подчиниться воле графа.

И вот она стала его женой!

Неудержимый восторг захлестнул ее при этой мысли, и в ту же секунду она услышала на лестнице шаги графа; он возвращался, проводив каноника.

Граф вошел в комнату и, прикрыв за собой дверь, остановился, глядя на нее — на ее маленькое, нежное личико, обрамленное светлыми, с пламенеющей в них рыжинкой волосами, на огромные, широко распахнутые зеленовато-серые глаза, в которых застыл вопрос.

Он улыбнулся и, как показалось Калисте, выглядел счастливым.

— Жарко сегодня, — произнес он совершенно обычным тоном. — Ты не против, если я сниму фрак?

Не ожидая ответа, он скинул свой элегантный, сидевший на нем как влитой фрак, затем бросил его на спинку стула.