Читать книгу "Предпоследний круг ада - Ольга Володарская"

– Куда ты столько накрошила? Нам такое количество не нужно.

– Увлеклась, – хмыкнула Аня. – Но ничего, я сок сделаю. Занимайся шарлоткой, а я им.

Давно Сомовы так слаженно не работали и так мирно не беседовали.

Когда пирог отправился в духовку, девушки пошли прихорашиваться. Аня просто умылась и припудрила раскрасневшееся лицо, а Таня накрасилась и уложила волосы.

Женя явился ровно через час, шарлотка к тому времени еще не испеклась, но распространила свой аромат по всей квартире.

Бородин пришел не с пустыми руками. Принес торт для всех и смешную маленькую игрушку для Тани. Он передал ее так, чтобы Аня не заметила.

– Как у вас вкусно пахнет! – воскликнул Женя.

– Мы испекли для тебя шарлотку. Надеюсь, ты любишь ее?

– Обожаю.

– Вот и отлично. А я неравнодушна к «Праге», – сказала Таня: ведь именно этот торт принес Женя. Аня скорчила уничижительную гримасу – они обе не любили шоколад и любые кондитерские изделия с ним. А еще сестра ждала шампанского или вина, а получила дрянной торт.

Прошли в кухню. Бородин занял предложенный ему табурет.

– Соку? – Аня подвинула к нему стакан.

– Нет, спасибо.

Сестра посуровела:

– Отказ не принимается, потому что этот сок готовила лично я.

– Получился всего стакан? – спросила Таня.

– Да, не очень сочными яблочки оказались. Но это и хорошо, нам нужно воздерживаться от кислого – у меня изжога с утра.

Женя сделал пару глотков сока.

– Как? – полюбопытствовала Аня.

– Ты права, кисловат.

– Сахарок на столе, посласти.

Бородин не стал спорить. Он старался понравиться Ане, поэтому вел себя паинькой. Но и она старалась:

– Как прошел твой день? Чем занимался?

– Встречался кое с кем.

– С издателем? – встрепенулась Таня. Женя покачал головой. – Но вообще есть какие-то новости от него?

– Девочки, у вас пирог не горит? Пахнет…

– Ой, и правда! Мы газ не убавили, дурочки. – Таня схватилась за ручку духовки, а Аня за переключатель температуры. Плита в их доме была допотопной, еще советской, и нужно было строго следить за процессом приготовления пищи, а они отвлеклись.

– Можно вынимать, мне кажется.

– Да, выглядит готовым. – Таня натянула на руку термоперчатку и достала из духовки шарлотку. Она изумительно пахла и выглядела сносно – подгорел только один бок.

– Как вы относитесь к современному искусству? – спросил Женя.

– Ты наш пирог хочешь причислить к его шедеврам? – хохотнула Аня.

– Имею намерение пригласить вас в мастерскую одного своего знакомого скульптора, который творит в стиле… стимпанк, кажется? Я точно не помню.

– Это очень интересно, – с энтузиазмом воскликнула Таня и обратилась к сестре: – Что скажешь?

– Любопытно было бы взглянуть на «шедевры» из мусора, но не сегодня.

– Да, я тоже думаю, что нужно другой день выбрать, – кивнул Женя. Он был грустен, но старался этого не показывать. Тане казалось, что он хочет с ней поделиться чем-то, но при Ане не решается. «Но это ничего, – успокоила себя она. – Мы можем добиться приватности при помощи интернета. Я хоть сейчас бы написала ему, и он бы мне ответил, но мы впервые нормально общаемся втроем…»

– Можно воды попросить? – обратился к Тане Евгений.

– Сейчас будет чай.

– В горле что-то першит… – Он кашлянул.

– Я налью. – Аня схватила графин и плеснула в опустевший стакан Жени воды. Он жадно ее выпил. – Яблочки твои, прямо скажем, не ахти. Оскомину набивают, да?

Сестра не была бы собой, если бы не язвила. Таня не стала ее одергивать, а занялась шарлоткой. Поскольку она с одного края подгорела, пришлось уголок срезать, а «рану» посыпать сахарной пудрой. От этого пирог только выиграл.

– Извините, девочки, я в уборную, – сказал Женя и торопливо зашагал к туалету.

– Какой-то он сегодня странный, – заметила Аня. – Вздрюченный и лицо красное. Не заболел ли?

Таня пожала плечом. Ее саму Бородин беспокоил. Пока он пропадал в уборной, сестры разлили чай, разрезали пирог и водрузили тарелку с ним в центр стола.

Вернулся Женя. Лицо его стало еще краснее.

– Тебе нехорошо? – обеспокоенно спросила Таня.

– Честно признаться, да, перенервничал сегодня.

– Валерьяночки? – предложила Аня.

Бородин покачал головой. Ему на глазах становилось хуже. Покрасневшее лицо покрылось обильным потом, руки стали подрагивать.

– Я с вашего позволения еще раз в уборную схожу…

Он встал, сделал несколько шагов и вдруг осел. Как будто опустился на колени, чтобы помолиться.

Таня хотела броситься к нему, но Аня встала как вкопанная, да еще вцепилась в ручку двери, не давая сестре переместиться.

– Ты что творишь? – вскричала Татьяна. – Ему плохо, разве не видишь?

– Вижу, – усмехнулась сестра. – Не ожидала, что яд так быстро подействует.

– Какой еще…

– Я сделала его из твоих растений. Собрала самое ядовитое: стебли, цветки, листья – у кого что позаимствовала. И пропустила в соковыжималке вместе с яблоком. Славно, что ты мечтательная, витающая в облаках дура.

– За что ты с ним так?

– Не с ним – с тобой. Я осталась без мужчины, значит, и у тебя его не будет!

Часть пятая

Глава 1

Нурлан сидел на диване, утопая в горе расшитых вручную подушек, и смотрел «Рэмбо, первая кровь». На его худых коленях стоял поднос, на нем – тарелка, наполненная гренками, и вазочка с аджикой. Есть ее он не мог, острое было противопоказано его желудку, но нюхать-то любимую приправу никто не запрещал.

Джумаеву захотелось чаю. Но принести его было некому, пришлось самому вставать. Сиделку он не нанял, хотя обещал доктору это сделать, постоянной прислуги не имел, а Абзал умер.

«Укушенный остался жив – собака околела!» – припомнил Нурлан строку из шуточной элегии английского литератора Голдсмита. В ней взбесившаяся дворняга покусала своего двуногого друга, и все пророчили ему скорую смерть, но… Человек остался жив… Собака околела.

Нурлан не знал точно, сколько времени племянник пичкал его ядом. Наверное, недолго, иначе он давно скончался бы. Резкое ухудшение состояния Джумаев ощутил две недели назад, когда проснулся утром без боли. Казалось бы, счастье! Все нездоровые люди мечтают о телесном покое. Но Нурлан был не из их числа. Боль не давала ему раскиснуть, она держала в тонусе, напоминала, что он все еще жив. Джумаев не был оголтелым мазохистом и прибегал к обезболивающим препаратам, если не было сил ее терпеть, но пятибалльную (по десятибалльной шкале) выносил. А на дискомфорт, покалывание, ломоту даже не обращал внимания…