Читать книгу "Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла - Майкл Брукс"

Единственно правдоподобное объяснение состоит в том, что препарат, блокирующий химические реакции анальгетика, точно таким же образом подействовал на «усладительное» плацебо. Значит, не все совершалось исключительно в фантазиях пациента: подсоленная водица сыграла некую реальную роль в его биохимии. Или же эти фантазии сыграли роль в физиологических процессах.

По итогам первых экспериментов в стоматологической хирургии, организованных по схожей схеме, эффект плацебо был приписан секреции эндорфинов — природных аналогов морфина из той же опиатной группы, вырабатываемых самим организмом. Их выброс в кровь, как предполагалось, нарастал от ожидания пациента, что боль вот-вот отпустит. Потому причину ее возвращения сочли простой и понятной: что те опиаты, что другие налоксон нейтрализует одинаково. А на самом деле все гораздо сложней…

То, что поначалу казалось игрой воображения, заявило о себе как реальный, многообразный и устойчивый феномен биохимического характера. Эффект плацебо, образно говоря, «идет со всеми остановками»: предчувствие облегчения способно стимулировать действие любых болеутоляющих средств. Можно вместо морфина взять, скажем, кеторолак или суматриптан, у которых совершенно иные химические формулы, соответственно другая «сеть партнерских связей» во внутренней секреции, а потом их замещать инертным раствором. Тогда придется заодно сменить блокатор: налоксон в отсутствие реальной цели — опиатных соединений — не сработает и по ложной.

На эффект плацебо влияет даже ожидаемая сила болевых ощущений. Если предупредить испытуемых, уже сидящих «на соли и воде», что сегодня они получат ослабленную дозу морфина, а затем обычным порядком ввести в игру налоксон — тот опять-таки не подействует. Заведомо сниженные притязания побудили к действию некий добавочный компенсаторный механизм. Оказывается, пресловутый «эффект» не один, а целый комплекс; все они различны, и у каждого свои уникальные биохимические основы. Наш собственный мозг умеет надувать нас тысячью способов.

Все это выглядит вполне убедительно — сейчас, во всяком случае, мало кто из ученых сомневается в реальности эффекта плацебо; однако на каждую бочку меда найдется своя ложка дегтя. В 2001 году двое датских ученых опубликовали капитальную работу в «Медицинском журнале Новой Англии». Начало ей положили подозрения Асбьёрна Хроубьяртссона и Петера Гётцше насчет достоверности медицинской статистики. Повсюду — в учебниках, справочниках, в научной и научно-популярной периодике — авторы согласно указывали одни и те же сомнительные цифры. Если верить едва ли не всей медицинской литературе, доля пациентов, выздоровевших от плацебо, составляла 35 процентов.

В конце концов удалось разыскать первоисточник многократно цитированной и ни разу не оспоренной информации. Генри Ноулз Бичер, статья «Сила плацебо» в «Журнале Американской медицинской ассоциации» за 1955 год. Именно ему принадлежала первая громкая заявка на оценку двойного слепого метода в клинических исследованиях с контрольным плацебо. Проанализировав с десяток подобных тестов, автор вывел «магическое число успеха» — тридцать пять сотых.

Но оно не убедило Хроубьяртссона с Гётцше, и те принялись за собственный мета-анализ. Так поступают ученые всякий раз, сталкиваясь с обширным массивом противоречивых экспериментальных данных по конкретному вопросу; это, по сути, формализованный метод оценки всех предыдущих попыток дать ответ. Мета-анализ «пробует на зуб» каждый эксперимент: его методику, допущенные ошибки, ценность статистической выборки и так далее. Цель состоит в том, чтобы сверить результаты всех тестов, затем обобщить информацию для оценки их «совокупного веса» и в итоге получить уже вполне определенное свидетельство «за» или «против» рассматриваемой гипотезы.

Мета-анализ Хроубьяртссона — Гётцше охватил данные 114 клинических исследований. В группах, принимавших плацебо, насчитывалось около 7500 пациентов примерно с сорока видами заболеваний, от алкоголизма до болезни Паркинсона. И в таком-то спектре двое скептиков почти не обнаружили бесспорных улучшений состояния больных. Возможно, единственным исключением было снятие боли, но и здесь отчеты испытуемых показались сомнительными. Как напомнил Хроубьяртссон, боль ощущается субъективно, к тому же пациент часто рад угодить доктору и в разговоре с ним старается преуменьшить свои страдания. Объективные же замеры, например, кровяного давления и уровня холестерина не подтвердили улучшений ни разу. Датские исследователи обратились ко всем врачам с призывом отказаться от плацебо в терапевтической практике. «Применение плацебо следует признать противопоказанным вне сферы строго организуемых и контролируемых клинических исследований», — таков был их главный вывод.

В 2003 году Хроубьяртссон с Гётцше повторили свой мета-анализ, на сей раз на материале 156 исследований с участием 11 737 испытуемых. Результаты, опубликованные в «Журнале медицины внутренних болезней» («Journal of Internal Medicine»), не добавили к их заключению ничего нового. Точно так же они не обнаружили ни подтверждений важности клинических эффектов плацебо, ни вообще доказательств его полезного действия. Повторились и прежние доводы насчет снятия болей. «Большинство пациентов из обычной вежливости или из желания сделать приятное доброму доктору склонны сообщать об улучшении даже в тех случаях, когда совсем его не ощущают… Мы подозреваем массовые искажения данных», — настаивали аналитики.

Работы Хроубьяртссона — Гётцше пользуются высокой репутацией и вносят бесспорно ценный вклад в дискуссионное обсуждение свойств плацебо. Но все же многие другие, не менее респектабельные ученые считают эффект плацебо реальным. Такую точку зрения подтверждают, в частности, эксперименты по сканированию мозга. В 2005 году группа исследователей в Мичиганском университете опубликовала отчет о работе с позитронно-эмиссионным томографом (ПЭТ), продемонстрировав методом ядерной диагностики роль эндорфинов в активизации гипоталамуса пациентов после обезболивающего, как им сообщали, укола. В данном случае непреднамеренные искажения в ответах испытуемых маловероятны, поскольку до приема плацебо у них открыто провоцировали боль, раздражая челюстно-лицевой нерв солевой инъекцией. Так что мотив «сделать приятное доктору» здесь реализоваться явно не мог.

Редакционный комментарий, сопроводивший второй обзор Хроубьяртссона — Гётцше, судя по всему, резюмировал общее отношение к проблеме. Его автор, Джон Байлар из Чикагского университета, хотя и отметил, что сам не разделяет «раздражающей, абсолютно антинаучной уверенности, будто кое-какие вещи просто не могут не быть истиной», однако осторожно назвал выводы датских ученых «слишком огульными и радикальными». Клинические исследования в лабораторной обстановке «могут смазывать или маскировать действие плацебо, которое было бы очевидным в ситуации врачебной практики». Однако окончательное решение проблемы отодвигается, «пока нет ясности, какими методами можно изучать и сравнивать эффекты плацебо в условиях эксперимента и врачебной рутины; а такие исследования, несомненно, потребуются».

Быть может, Байлару помог бы окончательно определиться неофициальный визит в Турин. Меня, во всяком случае, эта поездка надежно избавила от любых поползновений отрицать силу плацебо.