Читать книгу "По обе стороны правды. Власовское движение и отечественная коллаборация - Андрей Мартынов"

— Напрасно стараетесь, — сказал он злобно. — Дело советов гиблое. Красная армия не вернется. Писулек мне больше не шлите. А если придешь еще раз, подготовим тебе петлю по размеру.

— Что же, — ответил я, — и для тебя, братец, осина будет подготовлена. Выберем самую крепкую, чтобы, не приведи Бог, не свалился.

На том и разошлись. Илья распорядился отвести меня в поле и отпустить. В установленном месте я встретился с друзьями, и мы скрытными тропами добрались до базы отряда. Больше никогда я с братом не встречался».

Интересно, что позднее, в конце 1942 — начале 1943 года, была предпринята еще одна попытка. На этот раз Шавыкину было поручено: «Убить обер-бургомистра Локотского округа Каминского и снять с него крест … У н. ш. Шавыкина захватить секретные документы. Для выполнения террора нами выдан наган».

Командир артиллерийского взвода, а затем партизан бригады «Дубова» (впрочем, и в отряде сохранивший свою армейскую профессию) Михаил Атрашкевич вспоминал: «В то время как раз освободили территорию, где они формировались. Стали говорить солдатам: “Пишите письма, мы их отправляем на Большую землю и вы получите ответ”. Они стали к нам переходить и иногда даже взводами. В таких случаях оставляли всю структуру взвода, только наш политработник. Так и воевали». По сути, в данном случае в меньшем масштабе копировался принцип, применившийся при переходе «Дружины» на сторону лесных солдат. Партизаны стремились разложить и руководство РОНА. Но успеха достичь удавалось не всегда. Последнее нередко понимало и руководство движения Сопротивления. Так, например, заместитель начальника штаба партизанского движения комиссар госбезопасности Сергей Бельченко с нескрываемым скепсисом писал начальнику калининского штаба партизанского движения Иосифу Рыжикову[125]:

«Своим № 3496 от 6-го сентября 1943 г. вы сообщаете, что Уткин в бригаде Каминского имеет надежных людей; как-то: подполковника Белая Г.Д. и майора Галкина[126], через которых проводит мероприятия по разложению бригады.

По этому вопросу просим запросить Уткина и срочно сообщить как:

1) Каким образом Уткин связался с Белаем и Галкиным и какими данными Уткин на них располагает, а также как осуществляет связь с ними.

2) Белай и Галкин являются ли нашими агентами или просто “надежными людьми”.

3) Имеются ли у Уткина возможности насаждения агентуры в бригаде Каминского».

И действительно, если учесть последующую службу Георгия Белая в РОНА, а затем в армии Власова (начальник офицерского резерва ВС КОНР) и дальнейшую эмиграцию, то в данном случае либо имела место двойная игра, либо народные мстители выдавали желаемое за действительность[127]. Хотя дезертирство затрагивало и офицерский корпус коллаборантов. Таковым можно считать попытку перехода на сторону лесных солдат частей 2-го полка майора Тарасова. Контрразведка Каминского ничего не знала о комплоте. Информацию командир бригады получил от немцев. Он спешно прилетел в расположение полка (у коллаборантов было 3 самолета типа У-2/По-2), где казнил майора (по некоторым сведениям, лично задушил его),[128] и 8 других заговорщиков. Мятеж удалось предотвратить, правда, 153 (по другим сведениям 250) солдата и офицера все же смогли уйти к партизанам. Хотя не исключено, что переход на сторону неприятеля был продуктом самостоятельного решения каминцев, без какого-либо участия партизан.

В начале 1944 года части РОНА стали именоваться в номенклатуре немецких войск штурмовой бригадой РОНА (SS-Sturmbrigade RONA). По этому поводу 8 февраля в приказе № 25 обер-бургомистр писал: «Вы сделали большое дело и звание штурмовиков вполне заслуживаете, вы имеете полное право носить звание передового отряда РОНА. На основе нашей бригады будут перестраиваться все сражающиеся против большевизма. Звание штурмовиков в свою очередь накладывает на нас новые задачи, большие дела, и я уверен, что с такими боевыми орлами мы возложенные на нас задачи выполним». Само же соединение Каминский назвал «передовой штурмовой бригадой Русской освободительной народной армии».[129]

Тогда же в Лепеле была предпринята последняя попытка подчинить Каминского генералу Власову. Подобные проекты возникали в различных административных структурах и ранее. Так, 22 мая 1943 года в своем меморандуме командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Ганс фон Клюге предлагал создать Русский национальный комитет. Во главе этого квазиправительства в изгнании (комитет имел лишь консультативные функции) должен был стать Власов. В его состав входил и Каминский. Инициатива «Умного Ганса» (der Kluge Hans) выглядела двусмысленной, если учесть, что в декабре 1942 года именно он был одним из инициаторов свертывания «осинторфской эпопеи» с РННА, как противоречащей политике рейха на Востоке. Вероятно, какие-то шаги эмиссары Клюге предприняли, так в тот же месяц Каминский объяснял одному немецкому офицеру свой отказ от сотрудничества с РОА тем, что «противостоит русскому националистическому движению генерала Власова и опасается, что последний может однажды выступить против Германии». По утверждению Даллина, спустя год, в мае 1944 года в вермахте муссировалось мнение, что оппозиция между Власовым и Каминским должна быть устранена. Идеи Власова следует внедрить в РОНА, и для этого «личный визит генерала Власова имел бы далеко идущее значение». Впрочем, все это происходило на уровне корпусов и штаба 16-й армии.

В мемуарной и исследовательской литературе есть разные версии лепельских переговоров. По свидетельству Редлиха, первый шаг сделал обер-бургомистр, но генерал в жесткой форме заявил: «Каминский мне подчиняется без всяких разговоров и переговоров. Я принимаю его в РОА вместе с бригадой. Каминский будет по-прежнему командовать, но под моим началом».[130] Последнее подтверждал полковник Поздняков: «Попасть на прием к генералу не составляло труда, но только для простых людей и русских патриотов. Например, Каминский, несмотря на все свои домогания, так и не был принят… Я это знаю потому, что Каминский — через В. Алексеева — вел переговоры об аудиенции у Андрея Андреевича именно со мной (между прочим, Каминский никогда не встречался со мной)». Данную версию разделяли Сергей Дробязко и Кирилл Александров.