Читать книгу "Откровения немецкого истребителя танков. Танковый стрелок - Клаус Штикельмайер"

Работа в промышленности может показать и хорошие стороны общества, и плохие. Я ощутил немного неприятной стороны, после того как спросил подхалима — управляющего отделом разработки покрышек, в котором работал, не хочет ли он взглянуть на мои сертификаты. Этот велосипедист, как называют человека, который проявляет подобострастие к тем, кто выше его, и топчет тех, кто ниже, ответил: «Не особенно».

В индустрии покрышек в Китченере давно выросло множество самозваных инженеров, мошенников без академического образования. Когда оглядываешься на пикнике, вечеринке на заднем дворе, сходке в пабе — все эти подхалимы там, беззастенчиво пресмыкаются.

Летом 1966 года, в возрасте 41 года, я был рад покинуть забитое «инженерами» заведение Гудрича, несмотря на то что я знал об ожидающих меня годах тяжелого труда в университете. Ко времени осеннего созыва университета Ватерлоо в сентябре 1971 года у меня была степень бакалавра искусств, магистра искусств (в английском) и, наконец, магистра философии (в английском). Магистр философии — степень между магистром искусств и доктором философии (Прим. перев. — напоминаем, что принятой на Западе степени «доктор философии» соответствует не наша степень доктора в науке философии, а степень кандидата наук).

Требование к выпускнику знать иностранный язык не составляло проблемы. После визита на кафедру германских и славянских языков и литературы я был сертифицирован как глубоко знающий немецкий язык. Ни факультет, ни студенты не знали природы моей связи с Германией.

В течение пяти лет в университете Хельга, в дополнение к полной занятости на работе, проводила со мной долгие часы в университетской библиотеке. Она добывала мне книги со стеллажей, экономя время на исследовательскую работу. Она распечатывала мои эссе и, с 1969 года, мою диссертацию.

Хельга не могла получить более искренней и значимой похвалы за свой тяжкий труд поддержки моей учебы, чем выраженная в присутствии членов комиссии, которая принимала мою диссертацию. Обращаясь ко мне, Джордж Хиббард, профессор английского языка, открыл заседание словами: «Должен вас поздравить. Я прочел вашу работу и не нашел ни одной ошибки [опечатки]». Эти слова задали тон всего заседания, которое завершилось принятием моей работы факультетом английского языка. Отличная работа, которую Хельга сделала на своей электрической «Смит-короне», дала мне в решающий момент огромное преимущество.

Моя магистерская диссертация «Метеорологические образы в поэзии Генри Вогана» рассматривала в основном использование валлийским поэтом Генри Воганом (1621–1695) небесного феномена геоцентризма, чтобы вдохновить своих современников поднять глаза к Господу, живущему за пределами primum mobile, основного двигателя Вселенной. Воган был сторонником птолемеевской геоцентрической системы, а не коперниковой гелиоцентрической Вселенной во времена вершины противостояния двух систем.

Хотя я в 1971 году хорошо знал, что, получи я две последние степени в 26 лет, а не в 41 год, мой доход в последние 20 лет был бы куда выше, я испытывал удовлетворение тем, что я сравнялся, академически, с десятками тысяч канадских ветеранов, которых поддерживало государство, получивших свои степени через несколько лет после Второй мировой войны.

19 лет, по состоянию на 1971 год, изнурительной работы профессора английского языка — одни только лекции были нагрузкой на полную занятость, а проверка работ студентов — еще одной, — принесли мне удовлетворение тем, что я профессионально занимаюсь тем, что выбрал бы многими годами ранее, будь у меня такая возможность. Преподавание английского языка выше уровня средней школы заставляло меня чувствовать, что этим я делаю лучше часть молодежи своей страны, которую я покинул молодым пареньком.

Глава 21

Жизнь на пенсии и работа волонтером в Канадском военном музее

После выхода на пенсию 30 июня 1990 года в возрасте 65 лет, друзья и родственники из Южного Онтарио уговаривали Хельгу и меня вернуться в Ватерлоо или Китченер, где мы жили со свадьбы в 1951 году до 1971 года. Однако мы решили остаться в Оттаве. На пенсии у меня нашлось свободное время, чтобы поразмыслить над тем, чего я достиг.

27 мая 1995 года в Вими-хаус, филиале Канадского военного музея, я прочитал лекцию по «ягдпанцеру-IV». Дон Холмс попросил о месте для разговора своего друга и соседа, Дэна Глени из Военного музея. Среди слушателей был Джим Уитэм, руководитель музейной секции механизированной войны.

После лекции я не терял связи с Джимом, который в феврале 1997 года, шагая передо мной мимо нескольких бронетранспортеров у своего офиса в Вими-хаус, спросил: «Не хотели бы вы поработать у меня в качестве волонтера?» Я напомнил, что мне чуть больше семидесяти и я не буду заниматься никаким тяжелым трудом. Спящий в Джиме талант коммивояжера мгновенно заставил его отвести меня в библиотеку музея в Вими-хаус, которая теперь называется библиотекой Хатленда Молсона, где он направился прямо к тому, что можно было назвать UG-секцией, поскольку индексы книг по танкам и другим бронемашинам, которые указывались в заявках, начинались с букв UG. Я мог бы, сказал он, работать, отвечая на вопросы, касающиеся писательской и исследовательской работы по этому вопросу. Так я и занялся ответами на письма от имени музея.

В то время я, пока писал мемуары, не мог не сравнивать участь немецкого ветерана Второй мировой войны с участью его канадского коллеги. До сего дня — более 60 лет после окончания войны — рассказы о войне, которыми захотел бы поделиться ветеран Вермахта, в Германии не приветствуются. У него нет своей секции в Легионе (Королевский канадский легион — ассоциация ветеранов обеих мировых войн в Канаде. — Прим. перев.) или арендованной комнаты в арсенале, где он мог бы пуститься в воспоминания в компании товарищей военной поры. Он мог бы иметь возможность раз в два года посещать полковое или дивизионное собрание, если только ветеранская организация, как военная часть, вырастившая ее, не канула в вечность.

Если полковая или дивизионная ветеранская организация еще существует, она по закону должна маскироваться под благотворительное общество. С 1953 года — Германия тогда вооружала свой бундесвер, наследник Вермахта, — германские ветеранские организации были вынуждены соблюдать закон об общественном благе от 24 декабря 1953 года. Зарегистрированная Традиционная ассоциация содействия бывшим товарищам по оружию 7-й танковой дивизии, о чьей деятельности, включая собрания, я не знал до 1995 года, была основана в Кёльне в 1953 году. Согласно стр. 466 «7-й танковой дивизии во Второй мировой войне» законопослушная цель ассоциации состоит в следующем:

«…обеспечивать содействие товарищам по оружию [и] издавать печатные материалы, относящиеся к целям ассоциации. Более того, в течение продолжительного времени консультировать все власти, как-либо имеющие отношение к содействию товарищам по оружию, консультировать организации и отдельных лиц, как-либо связанных с работой содействующих товарищей, а также поддерживать иждивенцев, пропавших без вести и нуждающихся».

За немецким законодательством 1953 года о ветеранских ассоциациях последовал, 26 июля 1957 года, закон о наградах Третьего рейха. Соответственно, свастику во всех трех классах Железного креста сменили три дубовых листа в стиле 1813 года. Свастика исчезла со всех наград, оставив на большинстве пустое место. Хотя в Германии их можно было носить открыто, денацифицированные военные награды редко появлялись на одежде ветеранов Второй мировой — если только их владельцы не служили в бундесвере.