Читать книгу "Альберт Эйнштейн. Теория всего - Максим Гуреев"

Краткий некролог в местной газете сообщил о смерти «сына покойного профессора Альберта Эйнштейна».

После того как Маргарита Конёнкова исчезла из жизни Эйнштейна в 1945 году, информация об этой загадочной женщине, сыгравшей весьма значительную роль как в судьбе великого физика, так и в истории своей страны, носит весьма невнятный и разрозненный характер.

По возвращении в Москву семья Конёнковых получила великолепную квартиру и громадную мастерскую в самом центре столицы, на улице Горького. Разумеется, советские художники отнеслись к этому с раздражением: реэмигранты, проведшие страшные годы войны в сытой и спокойной Америке, теперь получили все, а они, бывшие со своими народом и разделившие с ним все тяготы, – значительно меньше. Хотя справедливости ради стоит заметить, что советские художники, члены Союза художников СССР в своей основной массе не были обделены вниманием власти, но тем не менее особое покровительство властей Конёнкову им показалось вопиющим.

Конфликт разгорался.

И вновь все в свои руки взяла Маргарита Ивановна. Чтобы оградить семью от необоснованных нападок, она написала письмо «лично товарищу Берия» с просьбой учесть «ее заслуги и заслуги С. Т. Конёнкова перед Родиной». Была немедленно проведена разъяснительная работа, и склока довольно быстро затихла.

О связи Маргариты и Эйнштейна в Москве, конечно, говорили многие, также стало известно, что, узнав об их отношениях только по возвращении на родину (невероятно, но факт), Сергей Тимофеевич был готов расстаться с супругой, но семейный разлад не получил продолжения (видимо, с Конёнковым тоже была проведена разъяснительная работа), и тема была закрыта раз и навсегда.

На вопрос, продолжалось ли общение между Конёнковой и Эйнштейном, следует ответить: разумеется, да. Но представление об их переписке мы имеем весьма отрывочное и одностороннее.

«Любимейшая Маргарита!

Я долго размышлял над тем, как я смогу решить эту проблему: ты не получаешь моих писем, я не получаю твои или мы оба ничего не получаем. Но, несмотря на то что люди говорят о моем остром научном уме, я совершенно не в состоянии решить эту задачу. Это письмо я пишу на тот случай, если моя гипотеза найдет подтверждение. В настоящее время я читаю научный труд о магии и предрассудках всех народов во все времена. Эта книга меня убедила в том, что на месте черта сидит кто-то, кто позволяет исчезать твоим и моим письмам. Это, возможно, дойдет…

Я надеюсь, что ты найдешь на старой родине, к которой ты так сильно привязана, новую, радостную жизнь…»

Из письма Альберта Эйнштейна Маргарите Конёнковой, 1946 год

Альберт Эйнштейн. Принстон.

По понятным причинам переписка Альберта Эйнштейна и Маргариты Ивановны перлюстрировалась. Известно, что незадолго до своей смерти Конёнкова уничтожила все свои письма к Эйнштейну, а выставленные в 1998 году на торгах Sotheby’s фотографии и частные письма Эйнштейна едва не стали причиной большого шпионского скандала, который с трудом удалось замять. Комментировать события более чем пятидесятилетней давности как американские, так и российские спецслужбы категорически отказались.

Маргарита Ивановна Конёнкова скончалась в Москве в 1980 году от истощения. В последние годы жизни она не выходила из своей квартиры, и ей оставалось лишь слушать сквозь стену рассказы экскурсоводов, которые водили немногочисленных посетителей по музею-мастерской ее мужа, «русского Родена» Сергея Тимофеевича Конёнкова.

«Не допускайте, чтобы дом превратился в музей». Согласно преданию, эти слова были сказаны Эйнштейном накануне своей кончины, и следует заметить, что его бывший секретарь Элен Дюкас, а также душеприказчик Отто Натан приложили все усилия, чтобы личность ученого так и осталась тайной, биография – почти житийным повествованием, а репутация – безупречной.

Биографы Эйнштейна Пол Картер и Роджер Хайфилд замечали в этой связи: «Биографы и исследователи творчества Альберта Эйнштейна, желавшие получить дополнительную информацию о его жизни или воспользоваться тем, что он написал, неизменно обнаруживали, что их попытки наталкиваются на неожиданные препятствия. Основные источники информации либо скрывали, либо подвергали цензуре».

Чего же так боялись Дюкас и Натан?

Разглашения неких подробностей личной жизни нобелевского лауреата? Проявления в частной переписке образа совсем другого Эйнштейна – не столь симпатичного в общении, вовсе не столь либерального, а порой и просто жестко авторитарного? Вполне возможно.

Конечно, это была борьба за сохранение мифа, глухая защита перед открытой обществу информацией, перед возникновением многочисленных и порой очень острых неудобных вопросов к человеку, кардинально изменившему научное сознание в ХХ веке.

Однако было бы ошибкой винить во всем этих двух преданных Эйнштейну и его памяти людей, которые, по сути, до конца восьмидесятых годов ХХ столетия перекрыли все пути к постижению биографии и личности великого ученого. Просто они были уверены, что, свято соблюдая требование Альберта оградить его память после смерти от всеобщей истерии, точно исполняют поставленную перед ними задачу.

Элен Дюкас скончалась в 1982 году в возрасте восьмидесяти пяти лет.

Отто Натан умер в 1987 году в возрасте девяноста трех лет.

Но, как известно, всякий запрет (всякая несвобода) рождает «чудовищ» – домыслы, предположения, слухи, сплетни, догадки, большинство из которых не соответствуют действительности, но зато с успехом прививаются в массовом сознании.

Следовательно, правильней было бы задать вопрос – чего же так боялся сам Альберт Эйнштейн?

Ответить на этот вопрос мы и пытаемся на протяжении всего нашего повествования.

Попытка совместить воображаемое и обыденное, мифологическое и реальное, можно утверждать, была своего рода основным мотором, двигателем жизненной философии Эйнштейна-человека и Эйнштейна-ученого.

Он был глубоко уверен в своей непогрешимости в плане вечных ценностей, данных самой природой (слова «Бог» ученый старательно избегал), но невыносимо страдал от несовершенства реального мира, в котором и сам был несовершенен, слаб и порой просто беспомощен. Таким Эйнштейн себя не любил, а потому всячески скрывал от окружающих свое второе «я» – обычного человека, доброго и злого, благородного и коварного, мудрого и безнадежно глупого, скромного и гордого одновременно.

Отпечатки ладоней Альберта Эйнштейна. 1930 г.