Читать книгу "Станция Одиннадцать - Эмили Сент-Джон Мандел"

– Носил такую стрижку с семнадцати до девятнадцати лет, – пояснил он Долорес в ответ на вскинутую бровь.

Долорес была коммивояжером, одиночкой без семьи, поэтому по праву считалась одной из самых разумных людей в аэропорту. Они с Кларком договорились, что Долорес скажет ему, если он вдруг начнет сходить с ума, и наоборот. Правда, Кларк не сообщил ей, что после долгих лет корпоративной респектабельности эта стрижка помогла ему вновь стать самим собой.

Чтобы сохранить адекватность, нужно было поработать с памятью и восприятием. Кларк научился не думать об определенных вещах, например о всех знакомых за пределами аэропорта. Но вдали, у самого ограждения, по-прежнему стоял безмолвный самолет «Эйр Градиа», о котором никто никогда не говорил. Кларк старался не смотреть в его сторону и иногда даже почти убеждал себя, что в этом самолете никого нет, как и во всех остальных. Не думай о страшном решении запереть судно изнутри, чтобы не допустить смертельную болезнь в забитый аэропорт. Не думай, чего стоило принять такое решение. Не думай о последних часах на борту.

После того как Рой улетел, каждые несколько дней выпадал снег, но Элизабет настаивала, чтобы взлетно-посадочная полоса постоянно оставалась чистой. Она временами пялилась на всех так жутко, что ее начинали бояться. Поэтому первое время ей приходилось каждый час очищать седьмую полосу в одиночку. Затем несколько человек все-таки вышли к ней, ведь знаменитости по-прежнему имели определенное влияние в обществе, а Элизабет была одинока и прекрасна. Да и в целом, почему бы нет? Трудиться на свежем воздухе казалось куда привлекательнее и полезнее, чем бродить по неизменным залам ожидания, размышлять о своих родных и близких, которых никогда не увидишь, или убеждать себя, что слышишь голоса из самолета «Эйр Градиа». В итоге над расчисткой полосы работали девять или десять человек, а периодически к ним примыкали и другие желающие помочь. Действительно, почему бы и нет? Даже если теория о карантине, которую выдвигала Элизабет, слишком хороша, чтобы быть правдой, по-прежнему оставались военные с их тайнами, подземными убежищами, запасами топлива, медикаментов и еды.

– Они прилетят за нами, и им понадобится чистая полоса, – сказала Элизабет. – Они нас спасут. Ты ведь понимаешь?

– Возможно, – ответил Кларк как можно мягче.

– Если за нами кто-то и хотел прилететь, – заметила Долорес, – то они уже были бы тут.

После катастрофы в небе показался лишь один летательный аппарат. На шестьдесят пятый день вдали промелькнул вертолет; едва слышный звук крутящихся лопастей донесся с севера и тут же стих на юге. Люди какое-то время простояли снаружи. Затем разделились на две смены для дежурства с яркими футболками, чтобы привлекать внимание пилотов днем, и ночи напролет жгли костры, но больше никто не пролетал мимо, кроме птиц и падающих звезд.

Ночное небо стало ярче. В ясную погоду звезды напоминали сгустки света, зависшие в невероятном количестве по всему небосклону. Заметив это, Кларк решил было, что у него начались галлюцинации. Он знал, что где-то внутри разбит, и сквозь трещины в любой момент прорастет безумие, как темные пятна рака костей на рентгенах его бабушки. Спустя пару недель Кларк задумался, что звезды появляются чересчур часто для галлюцинации, поэтому он все-таки рискнул заговорить об этом с Долорес.

– Нет, воображение не разыгралось, – ответила она.

Кларк постепенно стал считать Долорес своим ближайшим другом. Они весь день убирали в помещениях, а сейчас помогали развести костер из веток, которые кто-то принес из леса. Долорес все объяснила. Перед учеными времен Галилео стоял один из величайших для них вопросов – состоит ли Млечный Путь из отдельных звезд? Невозможно представить, чтобы кто-то задавался подобным вопросом в век электричества, но во времена Галилео ночное небо сияло, как и сейчас. Эра светового загрязнения подошла к концу. Сверкающие все ярче звезды свидетельствовали о том, что станции отключались и Землю охватывала тьма.

– Свет однажды вернется, – продолжала настаивать Элизабет, – и мы наконец отправимся домой.

Но можно ли было на самом деле в это верить?

Обитатели аэропорта стали встречаться у костра каждый вечер. Кларк одновременно любил и ненавидел эту негласную традицию. Ему нравились разговоры, радостные мгновения или же просто тишина, не одиночество. Однако порой горстка людей вокруг пламени только подчеркивала, насколько пусто и безлюдно стало вокруг. Словно мерцающий во тьме огонек свечи.

Удивительно, как быстро существование с единственным чемоданом на скамейке около выхода на посадку начинает казаться нормальным.

Тайлер носил свитер Элизабет, доходящий ему до колен, с вечно грязными закатанными рукавами. Обычно он держался особняком и читал комиксы или Новый Завет, который взял у матери.

Люди учили друг друга своим языкам. К восьмидесятому дню большинство тех, кто не знал английский, учили его, разбившись на группы, а носители английского в свою очередь выбрали какой-то из языков тех, кто прибыл в аэропорт на самолетах «Люфтганзы», «Сингапур эйрлайнз», «Катай пасифик» и «Эйр Франс». Кларк занимался французским с Аннет, стюардессой «Люфтганзы». Он тихонько повторял фразы за ежедневной работой, пока таскал воду или стирал одежду в раковине, пока учился свежевать оленя, разводил костры, убирал помещения. Je m’appelle Clark. J’habite dans l’aeroport. Tu me manques. Tu me manques. Tu me manques[5].

Ночью восемьдесят пятого дня обитателей аэропорта разбудили крики женщины. Люди связали насильника и на рассвете отвели в лес под дулом пистолета со словами, что, если он вернется, его застрелят.

– Я же умру здесь один, – произнес он, всхлипывая.

Никто не спорил. Но что им еще оставалось делать?

– Почему сюда никто не пришел? – спросила Долорес. – Я имею в виду не спасателей, а обычных людей, которые могли прийти случайно.

Аэропорт располагался в двадцати милях от Северн-Сити, не больше. А с другой стороны, сколько людей вообще осталось в живых? В ранних отчетах говорилось, что смертность составляла девяносто девять процентов.

– Надо полагать, общество рухнуло, – произнес Гаррет. – Возможно, никого больше и нет.

Гаррет, предприниматель с восточного побережья Канады, с самого первого дня носил один и тот же костюм; сейчас его приходилось сочетать с футболкой из сувенирного магазина. Сияющие глаза Гаррета приводили Кларка в замешательство.

– Кроме гриппа, причин для смерти предостаточно. Насилие, может, холера, тиф и все инфекции, которые исцелялись антибиотиками, когда они были. А еще аллергия на пчелиные укусы, астма… Ни у кого не будет сигаретки?

– Ты смешной, – отозвалась Аннет. На четвертый день у нее закончились никотиновые пластыри, и несколько недель назад, во время особенно тяжелого периода, она пыталась курить корицу из кофейни.