Читать книгу "Коррупция при дворе Короля-Солнце. Взлет и падение Никола Фуке - Винсент Дж. Питтс"

Людовик не бросал слов на ветер. Когда через несколько дней палата собралась вновь, Сегье открыл заседание важным сообщением. Он объявил, что король недоволен тем, как затянулся процесс Фуке: в нынешнем темпе он займет еще два года. Для пущей убедительности он выговорил Талону за трату времени на мелочи [623]. В поисках козла отпущения канцлер обрушился на Талона и Берье. Однако на этом возможности Кольбера иссякли. Так как любовница Талона[624], жена маршала де Лопиталь[625] и неистощимая пища для насмешек в судейских кругах, являлась агентом Кольбера, он пытался через нее заставить Талона поторопиться. Но, как теперь Кольбер докладывал Людовику, безуспешно [626]. Пытаясь оправдаться, Талон рассказал Кольберу о своих попытках публиковать ответы на многочисленные выпады Фуке. Он уверял министра, что ревностно выполняет свою задачу [627]. Талон уже не первый раз ставил Людовика в неловкое положение. Например, как один из многих примеров преступной практики он привел приказ Фуке подчиненным, одобряющий заранее любые требования денег от двух придворных, господ де Граве и Габори. Талон пылко обрушился на сие вопиющее злоупотребление. Фуке объяснил, что эти господа были назначены королевой-матерью получать от Фуке средства на ее обширную частную благотворительность. Конечно, Фуке вышел победителем, не без коварства добавив, что ее величество – «достаточно надежный свидетель», дабы считать его объяснение доказанным. Анна Австрийская сочла своим долгом подтвердить его слова и в июле написала в палату необходимое в таких случаях письмо. Подобные искажения фактов, объявил Фуке, отличают все выдвинутые против него обвинения. Людовик пришел в ярость, сделал отповедь матери и приказал Граве покинуть двор [628].

Пока бушевали эти дебаты, Фуке и его судьи обживали новые места. В конце июня 1663 года Фуке решили перевести из его венсенской камеры в Бастилию. Фуке, его врача, а также его слугу заблаговременно переселили в огромную королевскую крепость, охранявшую восточные подходы к столице. Фуке поселили в Башне Часовни (названной так потому, что в ней располагалась тюремная церковь), под надзором д’Артаньяна и отряда мушкетеров в качестве караульных [629]. В то же время палата переехала из Дворца правосудия в Арсенал – огромное мрачное здание недалеко от Бастилии, куда было легко добраться через прилегающий к Арсеналу парк. Хотя о причинах переезда ничего не говорилось, скорее всего это было сделано для пущей безопасности. Рано или поздно Фуке предстояло появиться перед своими судьями лично. Однако возить его коротким путем из Бастилии в Арсенал было проще и спокойнее, чем из Венсена в центр Парижа.

Переезд не мешал Фуке продолжать обстреливать палату апологетическими письмами. Это ни в малейшей мере не способствовало ускорению процесса. Переехав на новое место, палата не работала с 9 по 26 сентября, поскольку двое из судей болели. Только что вернувшийся из похода и очень раздраженный очередной задержкой, король издал новый указ. В соответствии с ним будущие заседания палаты могут быть отменены лишь при условии отсутствия канцлера или одного из двух докладчиков. В остальных случаях – она должна продолжать работу [630].

Осень принесла новые перемены. Учитывая преклонный возраст и некрепкое здоровье Сегье, король разрешил палате собираться у канцлера дома. Тем не менее все судебные решения и приговор зачитывать в официальной обстановке в Арсенале [631]. Тогда же, в конце ноября, Талон был освобожден от работы в палате под предлогом того, что он нужнее в парламенте. Его обязанности в палате поделили между двумя лицами. Все, что могло быть связано с делом Фуке и расследованием в отношении королевских казначеев, было поручено еще одному рекетмейстеру – Ги Шамиляру, протеже Кольбера. По жене он приходился также родственником Летелье. Остальные вопросы, относившиеся к юрисдикции палаты, были переданы одному из представителей обвинения, Венсану Отману де Фонтене[632] [633].

Последней каплей для Талона стала его неудачная попытка отклонить ходатайство Фуке, поданное в середине октября. Несколькими месяцами раньше, в июне 1663 года, Фуке заметил, что Талон, предъявляя вещественные доказательства, опустил 24 из 33 отчетов по казначейским реестрам. Видимо, чтобы упростить дело. И в своем июльском ответе на обвинения Талона Фуке отметил это обстоятельство как подозрительное [634]. Он уже давно твердит, что обвинение неправильно толкует многие из транзакций. Теперь он требует доступа к более широкому списку документов, в том числе к реестрам казначейства. Необходимо сверить их реальное содержание с теми докладами и выжимками, на которых базируется позиция обвинения.

И вновь судьи столкнулись с результатами излишне широкого набора обвинений. По стандартной практике судопроизводства Фуке, как и любой другой, имел право на доступ к любым материалам, которые могли понадобиться ему для защиты. Но в данных обстоятельствах это означало бы очередную задержку на неопределенный срок. Судьи совещались почти неделю. В итоге они не согласились с требованием Талона отклонить ходатайство. Судьи решили, что Фуке сможет получить любой конкретный документ, который назовет. Более того, они пришли к заключению, что краткие отчеты о казначейских реестрах надо удостоверить, сличив с оригиналами в его присутствии [635].