Читать книгу "Дети свободы - Марк Леви"

На исходе дня они пришли к домику начальника вокзала. Его жена и двое детишек встретили Альвареса. Никто из них ни о чем его не расспрашивал, его лечили и кормили - заботились, как о родном человеке. Его спасители были басками. Утром третьего дня перед домиком, где Альварес набирался сил, остановилась черная машина-вездеход. На ней приехали трое партизан, они забрали беглеца с собой, чтобы вернуть его в ряды бойцов.

6 июля

На рассвете поезд снова трогается в путь. Вскоре он проходит мимо деревушки, носящей чудное имя - Шармант[23], именно так написано на щите. Вот уж действительно ирония судьбы: в данной ситуации это географическое название вызывает у нас смех. И вдруг поезд снова тормозит. Мы задыхаемся в вагонах; тем временем Шустер яростно проклинает эту вынужденную, уже не первую, остановку и обдумывает дальнейший маршрут. Немец знает, что продвижение на север невозможно: союзники неудержимо наступают, а он вдобавок все больше опасается акций партизан, которые взрывают пути, чтобы помешать нашей депортации.

Внезапно дверь вагона с грохотом отъезжает в сторону, и нас ослепляет яркий дневной свет. Мы видим в проеме немецкого солдата, лающим голосом он отдает какой-то приказ. Клод недоуменно смотрит на меня.

– Здесь представители Красного Креста, - переводит один из наших, понимающий по-немецки. - Нужно выйти на перрон за водой.

Жак поручает это мне. Я спрыгиваю из вагона и приземляюсь на колени. Кажется, моя рыжая голова не понравилась стоящему передо мной фельдфебелю: едва он встречается со мной глазами, как я получаю страшный удар прикладом в лицо. Отшатнувшись, я плюхаюсь наземь и шарю вокруг в поисках упавших очков. Ага, вот они, нашлись.

Подбираю остатки оправы, сую их в карман и в каком-то тумане едва тащусь за солдатом, который ведет меня к изгороди. Там он указывает мне стволом винтовки на ведро с водой и картонную коробку с буханками черного хлеба на всех нас. Таким образом организовано питание для каждого вагона. Мне становится ясно, что работникам Красного Креста и нам не суждено увидеться.

Я подхожу к вагону; Жак и Шарль бросаются ко мне, чтобы помочь войти. У меня перед глазами густой багровый туман. Шарль обтирает мне лицо, но туман не рассеивается. И только тут я понимаю, что со мной стряслось. Я уже говорил тебе, что природа явно решила позабавиться, окрасив мои волосы в морковный цвет, но, мало этого, она еще создала меня полуслепым, как крота. Без очков я вижу окружающий мир расплывчатым, едва могу отличить день от ночи и с трудом определяю, что за силуэты движутся передо мной. И все-таки я чувствую присутствие своего братишки, он стоит рядом.

– Ох, черт, как же он тебя отделал, этот гад!

Я держу в руках то, что осталось от моих очков. На правой половине оправы торчит крошечный кусочек стекла, на левой висит другой, чуть побольше. Клод, наверное, со всем обессилел, если даже не замечает, что у брата ничего нет на носу. Я знаю и другое: до него пока не дошел весь ужас этой истории. Теперь ему придется бежать без меня - не хватает еще навязать ребятам такого инвалида, как я. Вот Жак - тот сразу все понял; он просит Клода отойти в сторонку и садится возле меня.

– Только не вздумай отказываться! - шепчет он.

– И как ты себе это представляешь?

– Мы что-нибудь придумаем.

– Жак, я всегда знал, что ты оптимист, но сейчас ты явно перехватил!

Клод решительно подходит к нам и почти отталкивает меня, заставляя подвинуться и дать ему сесть рядом.

– Знаешь, я тут подумал о твоих очках, и вот что мне пришло в голову. Ты ведь должен вернуть им это ведро, так?

– Ну и что?

– Значит, они не допускают никаких контактов между Красным Крестом и нами, но мы ведь должны опорожнить ведро и поставить его на место, у изгороди, верно?

Я ошибся: Клод не только понял, в какую передрягу я попал, но уже и выработал план спасения. И, как это ни нелепо, я невольно задумался, кто же из нас теперь младший - уж не я ли?

– Не могу понять, куда ты гнешь.

– С каждой стороны твоей оправы осталось по кусочку стекла. Вполне достаточно, чтобы оптик мог определить степень близорукости.

Пока он говорил, я пытался с помощью деревянной щепки и нитки, вытянутой из рубашки, исправить неисправимое. Но Клод раздраженно сжал мои руки.

– Да прекрати ты эту дурацкую починку и слушай меня, черт возьми! Разве ты сможешь вылезти в окно и бежать со всех ног, если у тебя очки на соплях держатся? Зато если ты положишь эти обломки в ведро, может, кто-нибудь обратит на них внимание и придет нам на помощь.

Признаюсь, у меня даже слезы навернулись на глаза. И не оттого, что в предложении моего брата чувствовалась горячая любовь ко мне, - просто даже в эту минуту, в этой гибельной ситуации у Клода еще оставалась надежда и вера в успех. Как же я гордился им в тот день, как сильно любил его! Я до сих пор не уверен, что мне удалось до конца выразить ему все эти чувства.

– А ведь неплохая мысль, это вполне реально, - сказал Жак.

– Совсем не глупо, - добавил Франсуа, и другие тоже одобрили этот план.

Сам я ни секунды не верил в успех. Как можно надеяться, что охрана не осмотрит перед тем, как отдать его работникам Красного Креста? Как можно мечтать о том, что кто-то из них обнаружит там осколки моих очков и заинтересуется моей судьбой, поможет решить проблему близорукости пленника, которого везут на убой в Германию? Это было совершенно невероятно. Но даже Шарль и тот нашел план Клода "протрясающим".

Делать нечего, я поборол сомнения и пессимизм и согласился расстаться с двумя маленькими осколками, которые позволили бы мне разве что не натыкаться на стенки вагона.

Я не стал лишать своих товарищей искры надежды, которую они так щедро дарили мне, и сделал то, что предложил Клод: вечером положил на дно пустого ведра остатки своих очков и вынес его наружу. Когда дверь вагона закрылась и я едва различил в окошко удаляющийся силуэт санитарки из Красного Креста, меня окутала черная мгла, словно уже пришла смерть.

Той ночью над деревней Шармант разразилась гроза. Дождь барабанил по крыше вагона, струйки воды затекали внутрь через дыры, оставленные пулями с английских самолетов. Те, кто еще мог держаться на ногах, стояли, закинув головы и широко открыв рты в попытке уловить эти живительные капли.

34

8 июля

Мы снова в пути, а с очками так ничего и не вышло, я их лишился.

Ранним утром прибываем в Ангулем. На вокзале разгром и запустение: он разрушен английскими бомбами. Пока наш состав замедляет ход на подъезде к станции, мы изумленно разглядываем выпотрошенные строения, обугленные каркасы сваленных в груду вагонов. На путях еще дымятся паровозы; некоторые из них лежат на боку. Подъемные краны выглядят как перекошенные скелеты - мрачное зрелище. Между искореженными, вставшими дыбом рельсами ходят несколько путевых рабочих с лопатами и мотыгами в руках, они испуганно поглядывают на наш прибывающий поезд. Семьсот призраков среди апокалипсического пейзажа.