Читать книгу "Зеленый омут - Наталья Солнцева"

Никита интуитивно догадался, в чем будет состоять просьба Вадима. И не ошибся.

– Здесь. Я хочу оставить ее у вас. Ты знаешь мое непостоянство…Я перекати-поле. Меняю место жительства чаще, чем перчатки. Но это вещь мне дорога, и я не хотел бы таскать ее за собой с места на место. Предметы искусства этого не любят. Они предпочитают покой и торжественность. Ты не находишь?

– Разумеется. – Никита налил в низенькие рюмки коньяк. – У тебя есть пожелания, как нам поступить с картиной? Повесить в гостиной или…

– Мы обговорим это. Потом.

Вадим выпил и налил себе еще. Он заметно волновался.

Валерии очень хотелось расспросить его обо всем – о выставке, о художнике и его смерти, о том, что Вадим думает по этому поводу. Но…она видела, что Никита необычайно сдержан и решила предоставить ему действовать так, как он считает нужным.

– Можно нам посмотреть картину? – поинтересовалась она.

– Просьба женщины – это не просьба, это всегда и без исключения приказ. Только в мягкой форме, – усмехнулся Вадим.

Он вышел и через пару минут возвратился, неся завернутую в кусок холста картину. Лицо женщины глянуло на всех, прожигая насквозь. Золотые линии змеились и струились, создавая непрерывную подвижность, черные глаза горели под соболиными бровями, пухлые порочные губы плотоядно и невинно блестели…дрожали ресницы, жемчужно мерцала кожа…

Все молчали, завороженные игрой красок и линий, неодолимым притяжением гения, творца, Мастера.

– Евлалия… Это она, – выдохнул Вадим и налил себе полную рюмку коньяка. Пил он редко, и Никита знал, что это свидетельствует о высочайшем эмоциональном напряжении. – Я ее как увидел там…чуть с ума не сошел!

– Где?

– На Арбате. Решил прогуляться, иду, смотрю – она. У меня аж сердце остановилось. Ну, то есть картина эта – «Искушение». Это я тогда подумал, что картина. А оказалось – копия. Нашел художника, который ее сделал. Он мне про Корнилина и рассказал, кто да что. Я сразу в Харьков, на выставку. Только вот с Артуром поговорить так и не удалось. Когда я к нему в мастерскую проник, он уже мертвый был. Как я теперь узнаю, где он Евлалию видел? Если он ее нарисовал, значит…

– Ничего это еще не значит. – Никита встал, взял с полки прекрасно оформленный журнал об искусстве, показал Вадиму репродукцию на обложке. – Видишь?

– Ну… «Натюрморт с зеркалом». Я эту картину на выставке тоже видел. Потрясающая вещь!

– Ты смотри внимательнее.

Вадим перевел взгляд с обложки журнала на Валерию и присвистнул. Одно лицо! Никаких сомнений.

– Простите за невоспитанность, – извинился он за свист. – Трудное беспризорное детство.

– Но самое интересное не это, – заметил Никита. – Самое интересное – что Валерия никогда никому не позировала, ни Корнилину, ни кому-либо другому. Более того: она ни разу в жизни Корнилина не видела, понятия не имела, кто это. Пока не появился журнал с репродукцией.

Вечером, когда Валерия поднялась к себе наверх, Вадим с Никитой долго разговаривали, обсуждая события в Харькове.

– Ты смог узнать, как погиб Корнилин?

– В том то и дело, что нет. Вроде на него стеллаж упал…Но знаешь, что?

– Что? Говори!

– Темная история. Надеюсь, ты не примешь меня за сумасшедшего?

– Да нет же, в отношении меня будь спокоен. Я все пойму.

– Кажется, смерть Артура связана с…

– Ну! – Никита аж подался вперед. – Не мямли!

– Призрак…

– Что?

Утром, после отъезда Вадима, Никита спрятал картину подальше и позвонил в Москву. Трубку снял Влад, сотрудник службы безопасности фирмы «Зодиак» и правая рука начальника этой службы. Сиур и Влад были не просто коллеги, они были близкие друзья, связанные не столько работой, сколько общими интересами и отношениями, проверенными на прочность в самых непредвиденных и опасных ситуациях не раз, и не два.

Неожиданная серия убийств в Москве странным образом собрала вместе ранее незнакомых и никогда прежде не сталкивающихся друг с другом людей. Валерия, в панике и последующей депрессии после гибели Евгения Ковалевского, обратилась за помощью к Владу. Так Никита невольно стал участником фантастического приключения, полного тайн и смертельной опасности, которая была вовсе не шуточной, а самой что ни на есть, настоящей.

– Рад тебя слышать! – жизнерадостно отозвался на том конце связи Влад. – Как там Валерия? Мы на выходных собирались вас навестить всей компанией!

– Думаю, придется ускорить встречу.

– Что-то случилось? – сразу насторожился Влад. Все в этой истории, героем которой он стал хотя и не по своей воле, но ничуть не жалея об этом, вызывало тревогу. Реагировать на любой сигнал и действовать надо было незамедлительно и со всей серьезностью, иначе могло оказаться, что предпринимать что-либо поздно.

– Приехал из Харькова мой друг, – Никита не собирался рассказывать подробности о Вадиме. У них давным-давно существовал негласный договор – никто ничего о Вадиме знать не должен. Никто.

Название города подтвердило, что предчувствия не обманули Влада. Сегодня с самого утра его томила неясная тревога, как будто вот-вот должно что-то произойти важное. Пожалуй, звонок Никиты и есть то, чего он ждал и опасался. Его и Сиура очень интересовал Артур Корнилин и все, с ним связанное. Они знали, что художник погиб в Харькове и ниточку к разгадке тайны его картин нужно искать там.

– Я тебя понял, Никита! Вечером буду, и, возможно, не один.

Беседа в подмосковном доме длилась до полуночи. Сиур и Влад решили, что нужно ехать в Харьков. А картину «Искушение» велели Никите спрятать как следует, на всякий случай.

– С Валерии глаз не спускай! – посоветовали на прощанье.

Этого они могли бы и не говорить. Никита вспомнил, что Вадим перед отъездом сказал ему то же самое. Глядя на Валерию, он становился все мрачнее и мрачнее, и, уже садясь в машину, не выдержал и высказал то, что занимало его весь вечер и всю ночь.

– Ты любишь ее. Я вижу. Знаешь, я давно понял, что настоящие чувства скрыть невозможно…Они видны сквозь что угодно – время, пространство. И даже человеческое притворство не способно сделать их невидимыми. Отраженный свет любви…его не спрячешь. – Вадим вздохнул. – Я побывал на кладбище, в Харькове, у Евлалии. Решился. Впервые в жизни. Еще мальчишкой я мечтал об этом, а потом…не смог. Знаешь, я пил весь день, и следующий тоже. Вспоминал этот осевший холмик, покосившийся мраморный крест…Так я вот что хочу тебе сказать, Никита: я бы позавидовал, глядя на тебя и Валерию, но…если ты не сможешь уберечь свою женщину, то никакой ад не сравнится с тем, во что превратится твоя жизнь!

Никита долго смотрел вслед удаляющейся машине. Огромные тополя на обочинах четко вырисовывались в утреннем воздухе, на фоне бледного неба. Пахло дождем. Серые тяжелые тучи, наползающие издалека, оттуда, где смыкались деревья, несли обильную влагу. Над крышей дома поднимался дым.