Читать книгу "Фельдмаршал Манштейн. Военные кампании и суд над ним. 1939—1945 - Реджинальд Т. Пэйджет"

Что тогда знал фон Манштейн? В его распоряжении имелось три источника информации. Официальные письменные рапорты, устные доклады и слухи. Что касается слухов, то, чем выше ваше положение, тем меньше слухов до вас доходит. Повторять то, что вам известно лишь понаслышке, – это нарушение дисциплины в военное время. Обычно люди избегают пересказа слухов в присутствии вышестоящего начальства. Таким образом, слухи скорее спускаются сверху вниз, а не наоборот. Я поведал суду историю о капитане, который собрал команду и сообщил о потере Баграма, о чем его только что проинформировали, и оказалось, что он единственный на борту, кому это неизвестно. Очевидно, суду это напомнило немало схожих ситуаций. Мы смогли показать, что ни один из письменных рапортов, освещавших деятельность СД, фон Манштейн никогда не читал.

Оставался вопрос, докладывал ли фельдмаршалу о положении дел его штаб? Те отделы, что остались в Симферополе, знали не все, но определенно достаточно. Однако им было трудно принять решение. Если доложить Манштейну, то, по их мнению, самое меньшее, что тот сделает, – это заявит яростный протест Гитлеру. Бласковиц и Кюхлер уже выразили свой протест против действий СД в Польше, и обоих отстранили от командования. Положение армии тогда выглядело более чем опасным. Видимо, перед офицерами встала непростая проблема – если они доложат фон Манштейну, евреям они все равно не помогут, а вот командующего лишатся, чем подвергнут армию серьезной опасности. Поэтому они скрывали то, что знали, от фельдмаршала. Суд согласился выслушать свидетельства по этой договоренности при закрытых дверях, дабы не подвергать свидетелей опасности. Это породило совершенно невероятные слухи, будто показания давали Уинстон Черчилль и фельдмаршал Монтгомери.

Сам фон Манштейн поклялся, что не знал об убийствах евреев СД, и суд явно ему поверил. Лично я, припоминая поведение фон Манштейна в случае «приказа о комиссарах», верю ему безусловно.

Отступление

Оставшиеся обвинения затрагивали разрушения и эвакуацию, проводившиеся немцами при отступлении, принудительный труд гражданского населения и использование военнопленных на строительстве оборонительных укреплений, а также отправку гражданских на работу в Германию.

Немцы отступали широким фронтом, преследуемые превосходящим их в шесть, если не в восемь раз противником.[100] Все резервы Гитлер переправил в Италию.[101] Их выживание зависело от двух условий. Во-первых, отступая от реки к реке, немцы должны были иметь заранее подготовленные позиции, и, во-вторых, им было необходимо не дать преследователям достигнуть рек на широком фронте – чтобы оставалось время занять новые позиции за очередной рекой и закрепиться на них.

Использование военнопленных и гражданских на строительстве оборонительных позиций вдоль рек стало основой двух обвинений. Обвинители потратили несколько дней на предъявление документов, чтобы показать, что в отдельных случаях в том или ином месте использовалось столько-то гражданских и столько-то военнопленных для рабского, по их понятию, труда. По этому поводу дискуссий не возникало. Приказы Верховного командования требовали привлечения и военнопленных, и гражданских лиц к выполнению этих задач, а также устанавливали условия их использования. Основной приказ устанавливал в большинстве случаев оплату на сдельной основе, которая по русским меркам считалась высокой; 54-часовую рабочую неделю; обеспечение работавших кухнями и столовыми; продажу товаров для удовольствия и минимальных удобств; обеспечение заболевших медицинской помощью и больничным лечением; выплату особых пособий работникам, разлученным со своими семьями. Не нашлось свидетельств нарушений основных положений данного приказа, однако не приходится сомневаться, что в отдельных случаях, когда требовалось закончить работу в особо сжатые сроки, условия труда были далеки от совершенства. Принудительный труд для украинских крестьян не был в новинку, а предоставлявшиеся немцами условия оказались значительно лучше, по крайней мере в материальном плане, чем те, что они получали от своих московских хозяев.

Утверждение обвинения, что военнопленные и гражданские использовались на линии фронта и в опасных условиях, оказалось безосновательным. Менее всего немцам хотелось иметь на своих позициях толпы военнопленных и гражданских, которые легко могли впасть в панику или взбунтоваться. Как мы доказали при помощи карт, работы всегда проводились достаточно далеко за линией фронта.

Единственной опасной работой, выполнявшейся русскими военнопленными, являлась расчистка минных полей. Обвинение назвало эту практику бесчеловечной. И мы застали их врасплох, представив свидетельство о том, что все западные союзники тысячами использовали военнопленных в тех же целях. Тогда обвинение привело, по моему мнению, безнравственный аргумент, будто использование союзниками военнопленных для разминирования имело место уже после военных действий и, значит, являлось вполне законным. Я всегда полагал, что долг гуманного обращения с военнопленными только усиливается после того, как их страна потерпела поражение и капитулировала, и, более того, с любой точки зрения международного права мы вообще не имели права держать их в плену.

Другое обвинение затрагивало меры, принятые немцами для задержки русского наступления. Возможности русской армии продвигаться вперед в большой степени зависели от того, что можно было найти в сельской местности. Армии не хватало транспорта.[102] Для перевозок использовалось местное население. Привлекались тысячи гражданских, тащивших на себе снаряды, канистры с бензином и все необходимое для войск до границы своих мест проживания, где они передавали свой груз соседним жителям, а сами возвращались за новым.[103] В условиях русской зимы ночевать на улице невозможно, поэтому без укрытий было не обойтись. Русские армии нуждались не только в провианте, но и в укрытиях, и в людских резервах (в 1941 г. Красная армия безвозвратно потеряла 159 тысяч автомобилей из 272 600 (58,3 %); эти потери удалось восполнить за счет мобилизации грузовых автомобилей из гражданского сектора экономики и за счет построенных во второй половине года; в армию поступило 204 900 машин: в 1942 г. потеряно 66 200 автомобилей, получено 152 900, в основном по лендлизу; в 1943–1945 гг. в армию было направлено 387 300 автомобилей; только бронетанковые части обслуживали 110 тысяч автомобилей и 30 тысяч мотоциклов. – Пер.).