Читать книгу "Вавилон. Расцвет и гибель города Чудес - Джеймс Веллард"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зловредная болезнь поразила меня…
Сравните это со строками, случайно выбранными из Книги Иова. Разве это простое совпадение? Заимствовал ли еврейский автор (если он был евреем) не только тему, но и слова семитского оригинала? А может, Книга Иова представляет собой перевод, сделанный еврейским пленником, как предполагает исследователь Н.Х. Тур Синаи? В любом случае чувство, подобное тому, что возникло при чтении вышеприведенного шумерского отрывка, возникает и при чтении ветхозаветной Книги Иова.
Братьев моих Он удалил от меня, и знающие меня
чуждаются меня.
Покинули меня близкие мои,
и знакомые мои забыли меня.
Ночью ноют во мне кости мои и жилы мои
не имеют покоя.
С великим трудом снимается с меня одежда моя;
края хитона жмут меня.
Ты сделался жестоким ко мне, крепкою рукою
враждуешь против меня.
Если же я виновен, то для чего напрасно томлюсь?
(И т. д.)
Недавние открытия и переводы шумерских и аккадских текстов, похоже, подтверждают, что в Книге Иова содержатся прямые заимствования из распространенных поэм наподобие версий «Поэмы о невинном страдальце» и так называемого «Вавилонского экклезиаста» или «Пессимистического диалога между хозяином и слугой». Сходство между разными поэмами настолько велико, что трудно не признать, что в основе всех их лежит шумерский плач. Более важно то, что месопотамское мировоззрение – поклонение требовательным богам, готовность к страданиям, необходимость смирения перед высшими силами, фатализм истинно верующего – отражено и в еврейской религиозной мысли, такой, какой мы ее знаем из Ветхого Завета, гневный и ревнивый Бог которого часто мстит за грехи отцов в третьем и даже четвертом поколениях.
Явно выраженное самоуничижение, граничащее с паранойей, является результатом глубокого личного страха перед грозным божеством и отражает суть основных доктрин восточных религий. Причем в это понятие входят и слезы, которыми стараются смыть умышленно или неумышленно совершенные грехи, плач и вздохи, низкие поклоны, падение ниц на землю – все то, что совершает раб в присутствии деспота. Такое поведение пришло в западную культуру явно не из Греции, ибо греки к богам обращались более трезво, доброжелательно, сдержанно и до некоторой степени отстраненно. Ни одному греку не пришло бы в голову заслужить благосклонность божества тем, чтобы рыдать, кататься по земле, покрывать себя рубищем и посыпать голову пеплом; никогда бы классический грек не назвал себя рабом, даже «рабом Божиим» (ό δούλος θεοΰ) – эта надпись часто встречается на христианских гробницах раннего периода.
Можно обозначить еще две особенности, характерные для мышления вавилонян, равно как иудеев и христиан, но чуждые грекам и римлянам. Первая служит как бы противовесом страху перед божеством; это стремление подольститься к нему, подобно тому, как непослушный и хитрый ребенок старается заслужить благосклонность сурового отца. Такое самоуничижение в присутствии бога часто находит отражение в вавилонской литературе, а впоследствии в еврейских псалмах и христианских гимнах. По отношению к Таммузу, например, применяют льстивые эпитеты «Господин с нежным голосом и блестящими глазами»; еврейского Яхве называют «желаннее золота, слаще меда и медовых сот»; в христианских гимнах викторианской эпохи Христос описывается как мягкий и смиренный, возлюбленный муж, друг, пастырь, царь и т. д. Такой характер выражения чувств, свойственный восточному мироощущению, был чужд европейцам, которые с распространением христианства заимствовали его у Среднего Востока, наряду с ритуалами, ладаном, падением ниц, вкушением тела умершего бога и даже священным браком – всем тем, что представляло собой типичные проявления вавилонского культа.
То же самое можно сказать и о второй черте, перенятой Западом после победы христианства над язычеством. Речь идет о фанатизме в его разнообразных проявлениях не только в религии, но также в политической и общественной сферах. Такой фанатизм исходит из уверенности в превосходстве своего национального бога над всеми другими богами. Отсюда следует, что культы других богов нужно уничтожать вместе с их почитателями – такие идеи конечно же были совершенно чужды грекам и римлянам. Но для месопотамских религий это был основной фундаментальный принцип, и, следуя ему, приверженцы того или иного культа стирали с лица земли целые народы, не щадя даже грудных детей. Именно из-за такого фанатизма Ашшурбанапал, прежде называвший себя «Сострадательным», похваляется, что вырвал языки у вавилонских повстанцев, расчленил их тела на мелкие куски и бросил остатки собакам, свиньям и хищным птицам. Позже христиане, как ассирийцы и евреи до них, хотя и в более мягкой форме, но признавали необходимость искоренения врагов во имя славы своего бога.
Таким образом, мы видим, что Вавилон, от которого в наши дни осталось всего лишь несколько холмов в удаленном районе Месопотамии, оказал поистине величайшее воздействие на наш образ мышления – особенно в том, что касается войн, одной из основных черт нашей цивилизации. Стремясь уничтожить врагов ради правого дела, мы обращались к Господу почти с таким же рвением, что и вавилоняне к Мардуку или израильтяне к Яхве.
В то же время было бы крайне неосмотрительно приписывать дальнейшее развитие культуры влиянию только какой-то одной древней цивилизации. Единственное, о чем с уверенностью можно заявить, – это то, что история западного мира берет свое начало в Месопотамии. Ведь основные черты нашей цивилизации – урбанизация, земледелие, религиозные принципы и моральные установки, законы и письменность – существовали уже в Шумере приблизительно пять тысяч лет тому назад. Из Шумера эти достижения попали в Вавилон, а оттуда распространились по всему Среднему Востоку и Евразии. Однако попытки проследить прямые культурные связи между Вавилонией и возникшими позже европейскими цивилизациями сопряжены с определенными трудностями. Согласно одним исследователям, связи эти обширны и непосредственны; другие же считают, что прямые связи практически не наблюдались. Сторонники первой гипотезы утверждают, что культурное наследие передалось нам через хеттов, контактировавших, с одной стороны, с Вавилонией, а с другой – с Эгейским миром. Их противники указывают на такие географические препятствия, как пустыни между Месопотамией и странами Средиземноморья.
Но, несмотря на все наше культурное сходство с Шумером, Вавилоном и Ассирией, для нас они остаются чем-то чужеродным. И так же к ним относились афиняне, которых отделяло от великих империй древности всего несколько столетий, если не десятилетий. И хотя Вавилон в результате открытий, сделанных в XIX в., занял свое достойное место в истории, интерес широкой публики к нему постепенно угас. Во всяком случае, сегодня он несравним с энтузиазмом столетней давности, когда мгновенно разошлось около 10 тысяч экземпляров книги Генри Лэйярда «Ниневия и ее остатки», причем десятки тысяч человек заказывали ее в библиотеках. В наше время Ниневия, Вавилон и другие города, чьи имена известны лишь специалистам, вновь стали лишь полузабытым эпизодом в истории человечества, имеющим некоторое отношение к апокалиптическим пророчествам Ветхого Завета.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Вавилон. Расцвет и гибель города Чудес - Джеймс Веллард», после закрытия браузера.