Читать книгу "Скажи любви "нет" - Фабио Воло"

– Я плакал до пяти-шести лет, потом больше не плакал. И правда, когда твоя бабушка наказывала меня, она меня шлепала и не могла остановиться, потому что я не плакал, а это выводило ее из себя. Представляешь, я помню, как однажды она швырнула меня ничком на пол, придавила каблуком и стала кричать, что я буду плакать.

– Бабушка?

– Да. Она голову теряла, когда видела, что я не плачу.

– И ты после шести лет совсем не плакал?

– Не то чтобы никогда. Когда я подрос, такое иногда случалось. В последний раз в детстве я расплакался, когда мой отец схватил меня, поднял над печкой и сказал, что, если я не перестану плакать, он кинет меня вниз. Я до сих пор помню докрасна раскаленные угли подо мной. Меня охватил дикий страх, я его на всю жизнь запомнил. Он требовал, чтобы я перестал реветь, но я зарыдал еще громче. Чем страшнее мне становилось, тем громче я начинал вопить. Почти год после этого я заикался. Чтобы заговорить гладко, мне надо было с силой стукнуть кулаком по столу или что-нибудь сломать… Меня заставляли даже камешки держать во рту.

– Видно, потрясение было слишком сильное. Ни за что бы не подумал, что бабушка тебя била.

– И бабушка, и дедушка. Когда мама задавала мне трепку, она говорила, что от маминых колотушек только одна польза, но вот когда вскипал отец, лучше всего было поскорее уносить ноги. Однажды он меня даже выпорол брючным ремнем, выдрал меня за милую душу, а затем приказал: «А теперь убирайся в свою комнату и носа оттуда не высовывай, пока я тебе не скажу». Только потом он забыл про меня, и я проторчал там весь день.

– Я не знал, что дедушка был такой злой.

– Он не был злой. В то время так воспитывали.

– Что значит, в то время так воспитывали?

– Это считалось в порядке вещей, все так делали. Нас учили уму-разуму подзатыльниками, другого выбора не было, тогда не разводили долгих разговоров. Они так привыкли жить: и со скотиной, и с детьми обращались одинаково. Если тебе везло, ты отделывался четырьмя оплеухами, если же нет, то стягивали с пояса ремень и гонялись за тобой вокруг стола. Твой дед меня поколачивал, потому что сам получал зуботычины от отца, которому тоже доставалось от своего.

– Но ты-то меня никогда не бил.

– У меня рука не поднималась, я никогда не был таким, как твой дед. У него сил было больше.

– Ты на самом деле думаешь, что все дело в силе? А может быть, ты просто не хотел быть похожим на него?

– Ну, не знаю. В общем, я не мог тебя наказывать. Хотя один раз я тебя отшлепал по мягкому месту, но больно от этого было мне, а тебе.

– Я этого не помню. А что я такого сделал?

– По-моему, ты грубо разговаривал с матерью…

– А кроме затрещин, что ты помнишь о деде?

– Он был крепкий мужчина, все время работал, на меня у него не оставалось времени. Правда, помню, он своими руками смастерил мне маленький грузовик с настоящими стеклами в окнах и фарами, которые работали от батарейки. Он с нами редко разговаривал.

– Что ты имел в виду, когда сказал, что он с вами редко разговаривал?

– Когда он выходил из дома, то со всеми останавливался поговорить, он был блестящий собеседник, скорее даже говорун, а дома он был немногословен. Со мной он почти не разговаривал. Если я оставался с ним один, он мог часами меня не замечать, как будто меня и не было. Он обращался ко мне, только если я его разозлил, или когда читал мне нотации.

– И что он тебе говорил?

– Обычные вещи, говорил, что мне повезло, потому что жизнь у меня не такая, как у него, он еще маленьким должен был пойти работать. Что я сижу на всем готовеньком и могу жить в свое удовольствие, потому что он ради нас всем жертвует и жизни не видит. А ведь когда он начал работать, ему пришлось вкалывать за литр молока в день. Или говорил, что я должен раньше вставать и сразу приниматься за ученье, иначе вырасту оболтусом и лоботрясом. Он все время называл меня копушей, уверял, что в жизни я ничего не добьюсь. И оказался прав, потому что моя жизнь сложилась так, как он и предсказывал.

– Все зависит от того, с какой стороны посмотреть. Может быть, тебя надо было просто подбодрить.

– Возможно, да, но в конце концов все так и вышло, и он был прав. Меня во всем преследовали неудачи, и если бы ты не помогал мне деньгами, не знаю, что бы с нами стало.

– Папа, самое лучшее, что ты можешь сделать для меня, это просто обратиться ко мне… с какой угодно просьбой, в том числе и за помощью. Ну, скажем, как сегодня, проводить тебя в больницу.

– Надо же. Тогда я много для тебя сделал, потому что ты всю жизнь только этим и занимаешься.

Мы улыбнулись.

– Твоя мать это единственное светлое пятно в моей жизни. Единственное, чего я добился. Твоя мать и ты. Но ты, скорее, ее заслуга.

– Ну, зачем ты все твердишь, что я ее сын, а ты в этом только принимал участие. Ты так всегда говорил, когда я был маленький. А я каждый раз обижался.

– Ты обижался? Но я ведь шутил. Это у меня такая шутка была.

– Дурацкая шутка… Я был слишком маленьким, чтобы понять ее.

– Я никогда не замечал, чтобы ты из-за этого расстраивался. Я еще много чего не замечал… Твоя мать великая женщина. Мне по-настоящему повезло. Ты знаешь, с той жизнью, которую я ей устроил, она давно бы могла бросить меня, но она всегда была рядом. Когда мы поженились, дела на работе уже шли неважно. Мы поженились в самое неудачное время. Потом она забеременела. Мысли о том, что я не смогу устроить для вас достойную жизнь, непрерывно преследовали меня. Но твоя мать, вместо того чтобы злиться, как могла, успокаивала меня, ободряла, говорила, что скоро все устроится. Она никогда не жаловалась. Те же родители твоей мамы, твои дедушка и бабушка, имели полное право бросить мне упрек. Но они были порядочными людьми и входили в наше положение. Часто они даже помогали нам.

– Когда ты уезжал к ним на каникулы, твоя мать навещала тебя по воскресеньям, а я всегда отказывался ехать, говорил, что мне надо работать. Отчасти так оно и было, но настоящая причина состояла в том, что я с ними себя неловко чувствовал, хотя они ни единым словом меня не попрекнули. Хорошие они были люди… Мой отец время от времени спрашивал, как идут у меня дела, тем более что именно он дал мне денег на приобретение бара, а я ему врал, говорил, что все хорошо. Мне бы надо было попросить у него денег, пока еще не стало слишком поздно, но я так и не решился на это. Я старательно закрывал глаза на то, что стою на грани банкротства, и делал вид, что ничего страшного не произошло, но чем упорнее я держался за бар, тем хуже шли мои дела. Ты даже не знаешь, через что мне пришлось переступить, когда в конце концов обстоятельства заставили меня прийти к нему и честно во всем признаться. Он начал орать, что я промотал его деньги, что я бездарь, что я ни на что не способен и могу только плясать под чужую дудку. «Я тебя предупреждал, что ты выбрасываешь деньги на ветер». Ну, ладно. А теперь позвони маме, скажи ей, что мы задерживаемся и еще пока не попали на прием.