Читать книгу "Империя и воля. Догнать самих себя - Виталий Аверьянов"

Модель встраивания

Можно описать по крайней мере три сценария ближайшего будущего России. В каждом из них есть как потенциал настоящего «неосталинизма», так и элементы его имитации в качестве лепнины на здании стагнирующей государственности сырьевых олигархов и обслуживающей их бюрократии. На первый взгляд сценарий такой стагнации с последующим распадом страны и растаскиванием ее территорий между мировыми державами, может быть выгоден мировому сообществу. Но и это сомнительно: гибель России как системного компонента мирового равновесия приведет не к обогащению и благополучию соседей, а к трагической дестабилизации с непредсказуемым исходом.

Сценарий первый — на первых порах сохраняется коллегиальная диктатура, в которой экс-президент Путин будет играть одну из главных ролей. Медведев постепенно набирает силу и вытесняет Путина, проводит новый курс на неприкрытую предпродажную подготовку частей России к абсорбции другими державами (вариант второго Горбачева).

Сценарий второй — на долгие годы сохраняется равновесная модель, дуумвират Медведева и Путина (для России вариант необычный). При таком раскладе наиболее вероятно разделение функций между дуумвирами (социальная у одного и силовая у другого) и затяжное развитие нынешней ситуации с медленной и непоследовательной ротацией элит. Резко возрастает риск кризиса, связанного с авариями изношенной российской инфраструктуры, стабильность сменится на бесконечную борьбу с чрезвычайными ситуациями.

Сценарий третий, наиболее интересный — происходит раскол в российских элитах, острый конфликт, который приводит к резкой смене конфигурации власти (исход может быть самым разным, в том числе возможен вариант, когда приходит к власти новая фигура; возможен и вариант, когда возвращается Путин, но с более жесткой и амбициозной программой, чем сейчас, не исключено и то, что такую программу возьмет на вооружение победивший оппонентов Медведев). При таком сценарии наиболее вероятна радикальная смена элит — она возможна в России только в опоре на свежие силы, на союз по-новому понятых традиционных институтов и перспективных корпораций. Результатом такого сценария должно стать формирование кентавра ортодоксии и инновационной экономики, высокой духовности и высоких технологий. В таком кентавре вполне может проявиться лицо той России, какой ей предстоит быть в XXI веке.

Медведев мало кому понятен, он представляет собой для российского общества «кота в мешке». Он не производит впечатления человека, который готов пойти на решение главной и самой болезненной проблемы, блокирующей развитие страны: проблемы неэффективной элиты. Смена элит в том масштабе, который необходим для решения амбициозных задач, при существующем режиме пока невозможна.

Между тем, именно эта тема должна стать главным вопросом ближайшего десятилетия. Обращение к ней означает ускорение объективного хода истории, уклонение от нее — замедление и торможение этого хода. Торможение же означает усугубляющееся отставание России от быстро убегающих вперед держав и повышает вероятность демонтажа Российской Федерации. Такой демонтаж осуществим в форме капитуляции перед западным (ментально) либо китайским (де факто) проектами под видом радикального национализма и сепаратизма, дезинтегрирующихся российских регионов.

Смена элит в том масштабе, который необходим для решения амбициозных задач, при существующем режиме пока невозможна. Между тем, именно эта тема должна стать главным вопросом ближайшего десятилетия. Обращение к ней означает ускорение объективного хода истории, уклонение от нее — замедление и торможение этого хода. Торможение же означает усугубляющееся отставание России от быстро убегающих вперед держав.

Наиболее вероятное объяснение происходящего сейчас — Путин и Медведев мыслят будущее как встраивание России на вторых ролях в западную систему. Такое встраивание необходимо осуществлять под прикрытием риторики, в которой есть место многочисленным ноткам неосталинизма, апелляции к опыту индустриального роста прошлого. Это делается для того чтобы купировать эксцессы, сопряженные с проявлением реваншистского синдрома в российском обществе — обществе вчерашней сверхдержавы. Но в истории нередко бывает так, что последовательная имитация чего-то приводит к вызыванию в реальность того, что имитируется.

Дело в том, что внутри России силы, заинтересованные в статус кво, хотя и богаты, и влиятельны, но малы. Они составляют ничтожный процент нации. Отсюда возникает неизбежная логика манипуляции обществом со стороны его верхушки. Об этой манипуляции в одном из своих интервью красноречиво выразился модный российский писатель Федор Крашенинников: «Скорее всего, наша элита живёт с мыслью, что на её век хватит и что никуда Россия не денется, чего бы они с ней не делали».

Нынешний русский компромисс держится на контракте, который заключили сырьевые олигархи и влиятельное проамериканское лобби, которое призвано как можно дольше сдерживать Кремль и не допускать перехода от навязанной роли к внутренне мотивированной задаче — державной миссии. Инновационная риторика Путина и Медведева объективно противоречит этому контракту, который парализует любое инновационное движение вульгарно монетаристскими догмами.

Несомненно данный режим миллиардеров и либеральных чиновников не мог бы продержаться долго, если бы он не находился под плотной опекой зарубежных патронов. Президент Медведев, тогда еще вице-премьер, выступавший на «смотринах» в Давосе 27 января 2007 года, отчитывался не перед российской, а именно перед мировой олигархией. В его выступлении недвусмысленно говорилось о новых возможностях российской экономики, которые откроются перед крупным зарубежным бизнесом: «Являясь частью европейской экономики и, соответственно, мировой экономики, мы должны принимать правила, сложившиеся в Европе и во всем мире. Мы движемся именно к такой экономике — основанной на следующем поколении технологий, опирающейся и на крупные компании, конкурентоспособные на мировых рынках, и на широкий слой малого и среднего бизнеса. В том числе — инновационного».

Если в Давосе Медведев сулил открытие новых рубежей финансовой и экономической интеграции России в западный мир, то уже в своей предвыборной речи на Гражданском форуме он обозначил сам дух и природу этой интеграции: «Нам не нужно ничего изобретать. Базовые ценности сформулированы человечеством уже давно, но применить их к российской специфике порой бывает проблемой. И главный вопрос в том, чтобы совместить наши национальные традиции с фундаментальным набором демократических ценностей. Это задача, над которой политические и интеллектуальные элиты России бьются лет 150 кряду. Но должен сказать, что сегодня мы значительно приблизились к её решению».

В свете этих высказываний на редкость бессодержательный лозунг: «Россия — вперёд!», который увенчивал речь Медведева, приобретает конкретное наполнение. Можно понять из приведенных выше цитат, что означает для Медведева слово «вперед».

Возможно ли реальное сближение с Западом?

Однако насколько реалистична модель встраивания? Возможна ли она для России как целого или она возможна лишь для той части нации, которая готова обменять патриотизм и лояльность отечеству на европейскую прописку?