Читать книгу "Загадка лондонского Мясника - Тони Парсонс"

Потом все прошло.

Я вернулся в комнату с подносом, на котором стояли две чашки кофе и апельсиновый сок.

– Кофе я больше не пью, – сказала Энн.

Я растерялся. Раньше она его любила.

– Тогда принесу воды.

– Не сори из-за меня деньгами, – сказала она, и я рассмеялся.

Она всегда умела меня рассмешить.

– Хочешь посмотреть, как я рисую? – спросила Скаут.

– Конечно! – Энн погладила живот. – Конечно, милая!

Скаут убежала в свою комнату, а мы с Энн посмотрели друг на друга. Я видел, как ей трудно.

Мы обернулись на голос дочери. Щенок пытался сбежать из-под ареста.

– Нет, Стэн, – сказала ему Скаут и вошла в комнату, закрыв за собой дверь.

– Собака? – произнесла Энн. – Бокс?

Она говорила так, будто я держал притон для наркоманов.

Энн медленно прошлась по комнате, будто проверяя, не забыла ли тут что-нибудь важное, и вдруг наступила на игрушечную обезьянку. Та громко запищала.

– У тебя везде хлам. И разбрасывает его даже не Скаут.

Она была права. Стэн раскидывал свой собственный мусор. В этом возрасте собака – все равно что ребенок. По всей квартире валялись его игрушки – утка с пищалкой, шипастый резиновый мячик, медведь в нагруднике с британским флагом, кусочки погрызенных костей и растрепанной веревки.

– Это твоя собака? – спросила Энн с презрительным удивлением, которое было мне прекрасно знакомо. – Или тебя попросили за ней присмотреть?

– Собаки – замечательные существа, – ответил я.

Скаут принесла рисунки, а за ней прибежал Стэн и украдкой покосился на меня.

– Собакам все равно, красивый ты или нет, богатый или бедный, умный или не очень. Им не важно, какую машину ты водишь.

– Правильно, – кивнула Энн. – Потому что собаки глупы. Что это за странный запах?

– Взбитый омлет, – сказала Скаут и положила перед матерью стопку рисунков. – Папа сжег сковороду.

– Взбитый омлет? – переспросила Энн. – Такого не бывает!

– Нет, бывает, он очень вкусный, – не сдавалась дочь, и я чуть не прослезился от такой верности моим скромным кулинарным талантам. – Туда можно положить все, что хочешь. Ветчину и сыр и есть все это с соусом для барбекю.

Энн погладила ее по голове и рассмеялась:

– Милая, есть омлет – и есть взбитые яйца. Но взбитых омлетов не существует.

Скаут широко раскрыла глаза.

– Многие мужчины отлично готовят, – сказала она.

Энн с улыбкой покачала головой и посмотрела на верхний рисунок.

– Что это?

– Это нам в школе задали, – ответила Скаут и старательно прочла надпись. – Моя семья.

Энн ахнула:

– Но здесь только папочка, ты и собака. А где мамочка? Где твой братик? И Оливер?

Другой мужчина. Что ж. Хорошо хоть, она не назвала его «дядя Оливер». По крайней мере, нас избавили от этого унижения.

– У меня есть еще рисунки, – быстро продолжила Скаут, перебив мать, и снова ушла в свою комнату.

– Послушай, – начала Энн. – Если тебе трудно приспособиться…

Я удивленно посмотрел на нее, не зная, что сказать. Разве «терпеть» и «приспособиться» – одно и то же? Поясницу вдруг скрутило.

– Что с тобой? – спросила Энн.

– А у папы сегодня выходной. – Скаут принесла целую охапку рисунков. – У него спина болит.

– И давно это, Макс?

– Все в порядке.

– Ты нормально спишь?

– Как младенец.

– Просыпаешься среди ночи в луже и вопишь?

Мы улыбнулись друг другу.

– А я буду сердитой овечкой, – объявила Скаут, бросив рисунки на пол.

– Сердитой овечкой? – удивилась Энн. – А кто это?

– Она не хотела идти к маленькому Иисусу. Рассказ так называется, и я играю главную роль. Это из Библии.

– Они ставят рождественскую пьесу, – объяснил я. – По-моему, в Библии нет сердитой овечки, милая.

– Папа сошьет мне костюм.

Энн вскинула бровь.

– Удачи тебе.

Ей было пора. Посыпались обещания: навестить Скаут, отвезти ее туда и сюда и славно провести время. Рассказы о маленьком брате, о сестричке в животе, которые для моей дочери ничего не значили. Обещания, обещания. Если бы Энн их сдержала, дела пошли бы лучше. Не отлично и не на лад, но лучше.

И все же, несмотря ни на что, Энн любила дочь. Просто не нашла для нее места в своей новой жизни, в новом доме, с новым мужчиной. Пока все оставалось как есть, Скаут была для нее потеряна. И это ранило нашу прекрасную девочку на всю жизнь.

– Ах да, – сказала Энн. – Внизу тебя ждала девушка.

– Ко мне их много ходит.

– Верю, – сказала Энн, уходя. – Им, наверное, нравится твоя собака.

* * *

– Привет, больной, – сказала Эди Рен. – Я думала, вы меня никогда не впустите. Что на этот раз не так?

– Разорваны внутренние межреберные мышцы, – сказал я.

Эди покачала головой:

– А можно попроще?

– Эти мышцы поднимают грудную клетку при вдохе и выдохе.

– Больно?

– Только когда дышу.

– Нам вас очень не хватало на похоронах Мэллори. Жаль, что вы не пришли. Его жена, Маргарет, спрашивала про вас.

Я опустил голову и сглотнул комок в горле.

– Не могу с ней встретиться. Не знаю, что сказать.

– А вам и не нужно ничего говорить.

Вышли Скаут и Стэн.

– У него шерсть такого же цвета, как мои волосы! – воскликнула Эди.

Все трое были рады познакомиться. Стэн прыгал вокруг. Прежде чем погладить, Рен дала ему понюхать тыльную сторону ладони, и я понял, что она с детства хорошо знает собак.

– Как вас зовут? – спросила Скаут.

– Эди.

– Смотрите, Эди! – Скаут повернулась к Стэну. – Умри!

Пес упал на бок и приподнял голову, тараща глаза на куриный сухарик, который Скаут зажала в кулачке. Щенок облизнулся, его голова подрагивала от нетерпения. По правде говоря, он был не похож на мертвого. И даже на спящего.

– Невероятно! – сказала Рен. – Никогда не видела ничего подобного. Вам двоим нужно выступать в телешоу. Прекрасный трюк.

Стэн и Скаут ушли в свою комнату, сияя от гордости.

– Когда вернетесь на работу? – спросила у меня Рен.

– Завтра. Или послезавтра.