Читать книгу "Серьезные мужчины - Ману Джозеф"

* * *

Айян Мани душой ощутил усыпляющий мрак, напомнивший ему вдов из чоулов БДЗ, сидевших на порогах своих нор, бельмастые глаза их, растерянных от самой долготы времени. В такие дни в мире царила невыносимая недвижность.

Из-за телефонных аппаратов и завалов почты-однодневки он глядел на древний черный диван. Кожа дивана устала и сморщилась. В сиденье была мягкая вмятина, словно маленький человек-невидимка вечно ждал встречи с Ачарьей – объяснить ему физику незримого. Из-за смутного гула кондиционера приемная была тише самой тишины. Поступил факс. Один телефон на стеклянном столике зазвонил, но внезапно умолк. Голоса снаружи то делались громче, то стихали. Неподвижная ящерица высоко на белоснежной стене смотрела на него, испугавшись почем зря.

Айян чувствовал себя персонажем артового кино. Сначала ничего не происходит, потом опять ничего не происходит, а потом фильм заканчивается. Не было более ни цели в жизни, ни сценария, ни страха. Вот оно, следствие решения быть хорошим отцом. Он положил конец мифу о гениальности Ади. Это должно было закончиться прежде, чем мальчик спятит. Игра зашла слишком далеко. Место прежнего нервного возбуждения теперь заняла обыденность знакомого течения жизни, предопределенность покоя выброшенной в канализацию цветочной гирлянды.

Он просыпался каждое утро на антресолях и спускался постоять в сиянии утреннего света среди людей с ведерками, ползших к хлорированным уборным. Затем мылся рядом с кухней в ароматах чая и мыла и ехал на работу в меланхолическом поезде, стиснутый недвижимой массой бесцветных зевавших чужих людей. И все ради того, чтобы терпеть строгое величие браминов и их чарующее непонимание вселенной, принимать звонки за человека, который не хотел, чтобы его тревожили. А потом возвращаться домой, под сень рядов серых громадин с комнатушками, и есть в компании полуглухого мальчика, утерявшего свою неправедно добытую славу, и женщины, чья единственная надежда состояла в заблуждении, что ее сын – легендарный гений. А наутро опять просыпаться на антресолях.

Такова жизнь, смирился Айян. В некотором смысле – удачная. Вот так она и будет продолжаться. И однажды – вообще-то, довольно скоро – Ади станет подростком. Подростком – сыном конторщика. Положение в условиях этой страны беспросветное. Придется ему забыть все свои мечты и убедить себя, что он хочет сделаться инженером. Это единственная надежда, скажут ему все. Инженерное дело, поймет Ади, – совет любой матери сыну, отцово необратимое решение – первое проклятие в жизни юноши. Неизбежность, подобная смерти, предрешенная еще с колыбели. Рано или поздно он научится именовать ее призванием. И для ее воплощения станет состязаться с тысячами тысяч других подобных ему юнцов в единственной человеческой деятельности, к которой у индийцев особый дар. Тяжелейшие вступительные экзамены объективного типа. В этом мире найдется немного тестов сложнее. И в упоительные годы юности, когда ум необуздан, а члены сильны, он не будет носиться вдоль моря или пытаться потискать набухающие груди девиц-недотрог. Он будет сидеть отшельником в однокомнатном жилище и осваивать нечто под названием «интерпретация данных». «Если случайно выбрать три натуральных числа из последовательности от одного до ста, какова вероятность, что все три делятся и на два, и на три?»

Ему придется отвечать на этот вопрос за какие-нибудь тридцать секунд, чтобы заработать шанс выбиться среди мальчиков, которых лет с семи пичкали микроэлементами и упражняли отвечать именно на такие вопросы, – эти мальчики посещали репетиторов и запоминали все подряд формулы на свете еще до того, как научились онанировать, родители шептали им в уши, каждый день их жизни, ответ на решающий вопрос: «Кем ты хочешь стать?» Ади придется сражаться с ними за кусочек будущего, которое божьи люди неуверенно порицали как «материальный мир», – в точности за то место, какого любой отец желает своему сыну. Ади, вопреки трудностям нищеты, придется как-то найти способ пробиться в инженерный колледж. И сделать все для того, чтобы ни дня своей жизни инженером не проработать. Ибо все будут ему говорить, что настоящие деньги – они в управлении бизнесом.

И вот так, еще до окончания курса по инженерному делу, он начнет все заново и приготовится биться с тысячами тысяч мальчишек, подобных ему, на очередных вступительных экзаменах. Когда наконец все одолеет и превратится в нежить, полностью забудет, чего он на самом деле хочет от жизни, светлокожие соседи по общежитию будут смотреть на него с печальной ухмылкой и перешептываться, что этот вот получил место по 15-процентному лимиту для далитов. «Повезло гаду», – станут они говорить.

Айян поднялся со стула и еще раз обдумал свое решение. То, о чем он собирался потолковать с Ачарьей, – безумно, однако не безумнее жизни. Последняя игра, сказал он себе. Последнее трепыхание в его однокомнатном жилье, прежде чем они полностью привыкнут к неизбежности будущего, которое он только что со всей ясностью увидел.

Ачарья сидел императором, упокоив громадные руки на подлокотниках трона, и взгляд его блуждал в сиянии небесных сфер, кои, возможно, чуть склонились от чести быть воображенными столь величественным умом.

– Сэр, – сказал Айян.

Ачарья кивнул, пялясь в голую стену.

– Я хотел просить вас кое о чем.

– Просите скорее.

– Мой сын Ади все время говорит о вас. С тех пор как вы познакомились, он просто с ума сходит. Даже во сне бормочет про Институт. Хочет сдать экзамены сюда.

Ачарья кивал быстрее, уже раздражаясь.

– Вы сказали ему, что нужно сдать единый вступительный экзамен, – сказал Айян. – Я понимаю, сэр, что это смахивает на шутку, но он очень серьезно к этому отнесся. Говорит, что хочет сдать этот экзамен.

– Так пусть, – сказал Ачарья.

– В этом году. Он хочет сдать его в этом году.

– В апреле?

– Да, сэр.

– Вы спятили?

– Я понимаю, что так оно выглядит, сэр. Но сын говорит, что сдаст его.

– И чем же он хочет заниматься после этого?

– Математикой, думаю.

– Он так сказал?

– Да.

– Айян, вы всерьез предполагаете, что я допущу десятилетку сдавать ЕВЭ?

– Ему одиннадцать, сэр.

– Все равно безумие.

– Это целиком и полностью на ваше усмотрение, сэр.

– Он, может, и исключительный мальчик, Айян, но этот экзамен сдают десять тысяч не самых тупых выпускников вузов. И лишь сотня проходит.

– Я понимаю, сэр. Просто подумал, что лучше все же спросить. А еще я знаю, что, по правилам, претендент должен быть по меньшей мере выпускником вуза, чтобы получить допуск к экзамену.

– Да ладно правила. Я просто считаю абсурдным допускать одиннадцатилетнего мальчика к этому экзамену.

– Я думал, что все же стоит спросить, – он так рвется.

– Ни за что, – сказал Ачарья, несколько позабавленный мыслью, что малыш может участвовать в Институтском вступительном экзамене. – Единый вступительный экзамен – не игрушка для развлечения детей, – добавил он.