Читать книгу "Автохтоны - Мария Галина"

– Да пошел ты, – скучно сказал нищий и повернулся к нему спиной.

Пальто, когда-то добротного сукна и неопределенного теперь цвета, разошлось по шву. Из шва торчали перегнившие нитки. Казалось, под пальто нищий сметан вот так же, наспех, и нитки, удерживающие вместе куски тела этой тряпичной куклы, тоже давно уже сгнили…

– Погодите! – крикнул он в ватную спину. – Откуда вы знаете про Вертиго? Кто вам сказал? Про Вертиго?

Но нищий уже, двигаясь вразвалку и боком, словно краб, но, тем не менее, очень быстро, исчез в толпе туристов сразу на выходе из подворотни.

* * *

– А я думала, вы передумаете, – сказала Марина.

Серый пуховик, шарфик в клеточку, клетчатая клеенчатая кошелка. Припухшие щеки покраснели, ей было жарко. Она заранее оделась и ждала его. А ведь он пришел вовремя. Ну почти вовремя.

За стойкой незнакомая, немолодая, в неопрятно наложенной помаде, наливала в мерный стаканчик водку. Нетерпеливый клиент переминался с ноги на ногу, вечерний клиент, оплывший и грязноватый, как сугроб на обочине. Другой, точно такой же, примостился за его любимым столиком у окна и торопливо хлебал дымящийся суп. Пахло подгорелым постным маслом и кислым борщом.

Это была другая «Криница», печальная и потаенная, утлое прибежище потерпевших кораблекрушение.

– Нет, что вы. – Он посторонился, поскольку мятый клиент, неуверенно удерживая в руках поднос с рюмкой и тарелкой супа, двинулся прямо на него.

Женщина за стойкой повела плечом и покосилась темным припухшим глазом. Он машинально отметил, что Марина сейчас казалась ниже ростом, старше, растерянней, – не хозяйка, случайная гостья.

– Позвольте мне.

Она молча протянула ему сумку.

– Ого. Что у вас там? Кирпичи?

– Еда, – сказала она смущенно, – ну, остатки. Это ничего, это можно.

– Я не потому… просто… как вы это каждый вечер таскаете?

– Знаете, какие у меня мускулы? – Она улыбнулась.

Серый пуховичок светился в сумерках, он еле поспевал за ней – сначала за угол, потом в подворотню, проходной двор, еще один, мимо освещенного окна, где за тюлевой занавеской девушка в черном вечернем платье стояла у трюмо, подкрашивая глаза, снова в переулок, мимо рюмочной с пылающими малиновыми буквами над входом.

Оказывается, они вышли на трамвайную остановку. Но так, конечно, гораздо быстрее. Если срезать дворами.

Из-за угла, звеня и передвигая квадратики света, показался трамвай, и он уже примерился в него сесть, но Марина положила на клеенчатую ручку сумки пальцы, словно дотронуться до его руки она не решилась.

– Нет-нет, – быстро сказала она, – нам не надо. Это не наш.

Тут только он заметил кучку темных людей, топтавшихся чуть поодаль, нахохлившись. Пуховики, плащевка, брезент, лезущие из швов ости птичьих перьев. Китай, Турция.

– Ага, вот и наша.

Маршрутка словно бы пряталась за трамваем, маленькая и жалкая, с полуслепыми окнами. Темные люди зашевелились бойчей.

– Ох, да скорее же, а то не сядем.

Марина с неожиданной прытью ввинтилась в толпу темных людей и вскочила на подножку притормозившей маршрутки раньше, чем та полностью распахнула дверь. Он прыгнул за ней, удерживая сумку обеими руками перед собой, что было неудобно, но разумно, поскольку темные люди отчаянно напирали сзади. Его притиснуло к Марине, и лишь сумка, словно меч Тристана, помешала вжаться в ее серенький пуховик совсем уж неловким образом.

Даже в набитой влажными людьми маршрутке он различал ее запах – от нее пахло потом, столовой, и сильно – то ли духами, то ли дезодорантом, липковатый химический запах, но почему-то не отталкивающий, а напротив, трогательный. Она стояла, чуть отвернув голову, как бы подчеркивая, что соприкосновение их тел случайно и вызвано лишь теснотой. Маршрутка куда-то сворачивала, на чем-то подпрыгивала, люди стояли плотно, в какой-то момент маршрутка остановилась, и он понадеялся было, что кто-то из темных людей выйдет, но вместо этого они с тихим вздохом сомкнулись еще теснее. Что было снаружи, он не видел, лишь иногда по глазам скользил полосами свет ртутных ламп. Марина вдруг начала торопливо толкать его плечом, поскольку руки у нее были притиснуты к телу. Он понял это так, что им пора, и, боком, раздвигая чужие бока, начал протискиваться к выходу. Их пропускали молча, без ругани, только шумно выдыхали, чтобы уплощиться в объеме.

Его вытолкнуло из теплого людского варева, фонарь раздраженно мигал над головой, дождь оседал мелкой моросью на лицо и одежду… В сумке что-то, покачиваясь, булькало, и он старался держать ее как можно дальше от себя. Марина спрыгнула с подножки следом и теперь стояла рядом, переводя дыхание.

Маршрутка плюнула облачком сизого дыма и укатила.

По обе стороны узкой улицы присели слепые домики, плотно занавешенные окна почти не пропускали света, словно бы все еще была война и угроза с неба, напиравшего на домики сверху. Лаяли собаки. Сначала одна, потом другая, подальше, потом еще дальше, лай прокатывался по сырому воздуху, как волна.

– Ну, что же вы стали? – окликнула Марина с ласковой укоризной.

Сапожки, обтягивающие полноватые икры, несли ее над треснувшим асфальтом. И как она ходит на таких каблучищах? Его всегда поражала эта женская готовность жертвовать удобством не красоты ради, какая тут красота, вон валики плоти нависли над голенищами; но ради чего-то более странного и эфемерного, чем красота.

Они шли, и дома становились все ниже, словно врастали в землю. Облупившаяся штукатурка, мох, плесень… Марина шла очень бойко, хотя и сосредоточенно глядя под ноги. И молча.

– Скажите, – молчание показалось ему неловким, хотелось отшутиться, – а вот… монстры всякие, пожиратели мозгов, или, там, волки-оборотни тут, часом, не водятся?

Она повернула к нему бледное лицо. Глаза ушли в темные ямы.

– Пожиратели мозгов у нас в управе сидят. Давно засели, и не выбьешь. Они ж зомби, что им сделается. Волки-оборотни все больше в старом городе тусуются. В центре. Они от бензина балдеют. Правда-правда, я сама видела. Стоит, нюхает, весь вытянулся, аж хвост дрожит. Даже перевернуться забыл. Они часто в байкеры идут, во-первых, стая, им нравится, что много их, во-вторых, бензин…

– А если парой? Ну, не стаей, а только вдвоем? Два, скажем, мотоцикла?

– Тогда волк и волчица. Эти только вдвоем, да. Этим больше никто не нужен.

– Волк и волчица, – сказал он, – ясно. А как они, кстати, переворачиваются? Сбрасывают одежду и мочатся на нее? Скачут через нож?

– Есть такая трава. Три листочка, в центре ягодка. Для людей она ядовитая, а для них – нет. Сгрызут и перекинутся. Но я ж говорю, на районе они почти не водятся. Скучно им тут. Движухи нет. Ну, тритоны, я говорила. Они в канализации. Еще прозрачники. Вот эти страшные. В самом деле страшные.