Читать книгу "Как пережить кризис. Уроки Великой депрессии - Анатолий Уткин"

Второй важнейшей чертой роста гипердержавы был поток иммигрантов. Между* 1820 и 1924 годами в Соединенные Штаты въехали 34 млн иммигрантов — крупнейшее перемещение людей в истории. Первое поколение, преимущественно с Британских островов, было ассимилировано без особого труда ввиду его английского происхождения: Америка в течение первого столетия своего независимого существования справедливо воспринималась как продолжение Британии: «Америка была основана поселенцами семнадцатого и восемнадцатого веков, почти все из которых прибыли с Британских островов. Их ценности, институты и культура заложили основание Америки последующих столетий. Они первоначально определили идентичность Америки в терминах расы, этничности, культуры и, что еще более важно, религии. В восемнадцатом веке они добавили Америке идеологическое измерение»[59]. Культура первых поселенцев держалась в течение четырех веков. Была бы Америка похожей на сегодняшнюю, если бы ее основали не английские протестанты, а французские, испанские или португальские католики? Вовсе нет — тогда на месте современной Америки был бы Квебек, Мексика или Бразилия.

Около ста лет тому назад И. Зангал написал свою знаменитую пьесу «Плавильный тигель», и аллегория вошла во все учебники. Мир плавящихся в едином котле национальностей стал популярным символом Америки. Метафора оставалась релевантной еще долгое время, но постепенно ее фактическая точность стала ослабевать. Прежде всего, ослаб главный — европейский ингредиент «плавильного котла», что резко изменило лицо прежде единой американской нации. Зато второе (ирландцы в середине XIX века) и третье (посланцы Восточной Европы на рубеже XIX–XX веков) поколения были ассимилированы лишь частично. «Период сознательного сокращения иммиграции продолжался между 1920 и 1965 годами. Англосаксонская культура и сопутствующее ей кредо либеральных свобод сумели пережить эти испытания. До 1960-х годов от иммигрантов ожидалось «расстаться с основными чертами своего прежнего наследия и полностью ассимилироваться в существующие культурные нормы, представляющие собой англо-конформистскую модель»[60].

Своего рода символом толерантности гипердержавы может служить судьба Андраша Грофа из Будапешта, прибывшего с семьей в США на ржавом сухогрузе — без знания языка, денег, образования, связей. Журнал «Тайм» сделал его человеком года в 1997-м — уже как Энди Гроува, как «личность, ответственную за микрочип и в целом за цифровую революцию в информатике», что колоссальным образом повлияло на весь мир, на материальный прогресс Стоимость его компании «Интел», производящей 90 процентов мировых микрочипов, превзошла 115 млрд долл, влияя на зависимые «Самсунг», «Тошибу», «Хитачи», «Фудзицу», НЕС и «Сименс». И США с великой охотой используют кадры лучших институтов Европы и Азии, возглавляя информационную и биотехнологическую революции — залог статуса гипердержавы в наши дни. В 1998 году русский студент Сергеи Брин в перерыве между экзаменами предложил соседу создать компанию в «Интернете». Прошло совсем немного лет, и в компании «Гутл» работает более 10 тысяч специалистов, а ее стоимость — 136 млрд долл.

Заключение Будущее

Еще совсем недавно в международном сообществе царила убежденность в том, что постепенно ход событий выведет на прямую очевидного прогресса, что будущее в конечном счете не может не быть лучезарным. История и социология убаюкивали мир баснями о неизбежном прогрессе и неизбывном рае. Это время ушло, поскольку сформировавшийся еще в XIX веке центристский консенсус, основанный на либеральной идеологии, утратил свою значимость. Завершилось действие исходящих из идеи прогресса проекций — Великой французской и Октябрьской революций. Конструктивное общее будущее уступает место проекциям гораздо менее гармоничным, гораздо более хаотичным. Наступает время чрезвычайно быстрых перемен, именно они будут характеризовать близлежащие десятилетия. Вера в благодетельный эффект рационального реформизма, реализуемого не всегда быстро, но в верном направлении, уступает место скептицизму относительно самого направления мировой эволюции. Соответственно, и прогностика стала гораздо более трезвой, если не сказать мрачной.

Великая депрессия подтвердила циклический характер капиталистического развития, породила отчуждение государств, приведшее ко Второй мировой войне.

Нынешний мировой кризис, снова начавшийся в наиболее развитой стране — США, — также стал мировым и может оказаться еще более глубоким, ибо Великая депрессия порождена взаимозависимостью европейских стран и США, а сегодняшний кризис — глобализацией в мировом масштабе. Из этого следует и то, что в Великую депрессию США пострадали более других стран, трансформируясь из центра прогресса в эпицентр разрушения экономики. Сегодня глобальная зависимость может сделать проявление кризиса более жестоким на периферии мировой экономики.

Но есть преимущество нынешнего крисиса — помочь выйти из него может усвоение уроков Великой депрессии. Этот опыт представляет интерес для России и мира в целом, столкнувшихся с новыми кризисными явлениями мирового капитализма. Задачей сегодня является возможность избежать мировой фрагментации и перехода к силовым решениям. Одним из уроков Великой депресиии является значимость реального сектора экономики по отношению к финансовому как источнику кризиса из-за дериватов экономики, виртуальных денег и изобретенных схем США, Китай, Россия учитывают это обсоятельство, и методы Рузвельта рке звучат в намерениях Обамы и лидеров других стран.

Уроки кризисов и цикличности капиталистической экономики состоят также в наличии элементов непредсказуемости. Во внезапности бифуркаций, в неясности хода кризисного спада и протекания как кризиса, так и выхода из него. Это царство экономической стихии, способы выхода из которой могут быть сценарными, эмпирическими, практическими и никогда не даны в виде рецепта или в общем виде.

О понимании этого Россией свидетельствует выступление В.В. Путина в Давосе. Он говорил о кризисе, что его моделью может быть «идеальный шторм», когда все силы и возмущения разруштельного характера сходятся в одной точке. Среди конкретных причин были названы:

1) Несостоятельность мировой финансовой системы и ее неспособность работать для всех стран.

2) Крайности либо только рыночного, либо только государственного регулирования.

Особенно турбулентными будут ближайшие полвека — столько времени понадобится для того, чтобы восторжествовала более рациональная общественная система, чтобы структурный кризис современной международной системы изменил ее полностью. В предшествующее десятилетие большим влиянием пользовалась та точка зрения, что сутью конфликта будет столкновение трех морально-этических громад — христианства, ислама и буддизма. В начале века возобладала более традиционная точка зрения: столкновение цивилизаций пойдет в более знакомой плоскости противостояния Север—Юг, между зоной богатства и зоной бедности, фундаментальными реальностями современного мира. Если человечество не положит предел поляризации по этому признаку, вступление в век хаоса и борьбы практически неизбежно.